— Вот привел твою кралю обратно, — Карпухин притворно закашлялся. — Ишь что затеяла! Из бригады в бригаду бегать, обиды разводить…
— Садитесь, Захар Захарыч. — Баграт, все такой же сияющий, пододвинул стул. — Садись, Катя.
Карпухин оглянулся на свой столик, на одинокую тарелку. Баграт перехватил взгляд, принес тарелку с окрошкой.
— Правильно, Баграт, что к порядку ее приучаешь. Девушка она понятливая. Захочет — вся эта ржа и окалина с нее сойдут…
А через минуту Баграт и Карпухин, забыв о Кате, заговорили о своих делах.
Баграт никогда не выпивал за обедом, но сегодня на радостях сбегал в буфет.
Он взял в руку стаканчик и торжественно провозгласил:
— Разрешите, Захар Захарыч, поднять этот маленький бокал с большим чувством. За ваше здоровье. Правильно говорят у нас на Кавказе: благодарный ученик всегда старается обогнать своего учителя! И скупо тот расплачивается с учителем, кто на всю жизнь остается у него в учениках!
Баграт поставил стаканчик и простер над столом большие темные руки.
— Что эти руки умели раньше? Поднять да бросить, больше ничего.
— Чернорабочие всюду из моды выходят! — поддержал Карпухин. — Теперь неграмотные руки — не родня умной голове. Ты, говорят, второй вентилятор ставить собрался?
— Хочу сейчас, в перерыве, попробовать.
«Неужели чад сквозняком разогнали?» — удивлялся Карпухин, шагая к кауперу следом за Багратом и с уважением поглядывая на его могучие смуглые плечи, совсем открытые солнцу; вряд ли вообще найдется майка, которая окажется впору Баграту.
Карпухин увидел дежурного на компрессорной и властным жестом подозвал к себе.
— Ты что же это? — еще издали закричал Карпухин. — Так и будешь нас без воздуха держать?
— В жару всегда утечка воздуха больше.
— При чем здесь жара? Сам прохладно живешь, вот что я тебе скажу. С таким работничком только ежей доить. Двенадцать молотков прокормить воздухом не можешь! Так и работаем — ни спасибо, ни наплевать.
— Будет воздух. Как в аптеке!
Дежурный стал шарить по карманам, нашел папиросы, спички и закурил с таким деловым видом, будто именно это было самым важным и трудным во всей его работе.
— «Как в аптеке»!.. — передразнил Карпухин. — Тебя аптекарем сделать — ты бы всех больных уморил…
Катя проводила удивленным взглядом Карпухина и Баграта, которые вместе вышли из столовой.
Она посмотрела в зеркальце — не заплаканы ли глаза? — и пошла искать Пасечника.
Катя боялась себе в этом признаться, но пустыми, бессмысленными стали для нее отныне дни, если она не виделась с Пасечником.
— Ах, Коля, — призналась Катя вскоре после того ветреного утра. — Если бы вы только знали, как я тогда… Чуть сердце не разорвалось…
— Где тонко, там и рвется, — раздался рядом насмешливый голос Хаенко.
Катя вспыхнула и оглянулась — откуда взялся этот Хаенко? Ну просто проходу не дает!
— Думаешь, она тебе первому на шею бросается? — продолжал Хаенко с презрительной гримасой. — Как бы не так! Любишь надкусанные яблочки? Могу уступить за ненадобностью.
— Врет он, Коля, все врет!
Пасечник схватил Хаенко за грудь, да так, что затрещали отвороты брезентовой куртки.
Оба стояли тяжело дыша, лицом к лицу. Пасечник все ниже пригибал Хаенко к перилам мостика.
— А ну, извинись перед девушкой! Слышишь? — У Хаенко уже слетела кепка. — А ну признайся, что врешь!
— Ну, вру, — прохрипел Хаенко, спасаясь от удушья.
Пасечник отпустил его, молча отвернулся и демонстративно обтер руку об руку. А Хаенко, молчаливый и злой, спустился с мостика за своей кепкой…
После того случая Кате еще труднее стало скрывать, что Пасечник ей очень нравится.
Сегодня Катя не видела Пасечника вовсе, а вчера — мельком; он сидел верхом на какой-то железной трубе, ожидающей подъема, и завязывал трос. Не заметил Катю на самом деле или притворился?
В среду они поссорились.
Еще по дороге в театр Катя услышала веселый окрик какого-то паренька: «Гляньте, светофор!» Оглянулась — светофора поблизости не было, они с Пасечником еще не подошли к перекрестку. Тут же паренек снова закричал: «Гляньте, светофор идет!» Неужели по ее адресу? Или ей показалось? Почему так смеялись ребята? А главное — вместе с ними смеялся Пасечник! Он изо всех сил старался быть серьезным, даже виновато опустил голову, но удержаться от смеха не мог. Катя готова была поклясться, что она — причина этого всеобщего веселья. Она хотела обидеться, но не знала за что, и злилась из-за своей недогадливости.