— Не понял вас. — На лице генерала скользнула тень недоумения.
— Нас с вами спас звонок из Берлина. Запоздай он на две-три минуты — и лежать бы нам рядом с ними. — Фельдмаршал пальцем показал на трупы офицеров.
Запыхавшись, в комнату вбежал военврач. Вытянувшись перед командующим, он хотел было представиться, но его оборвал фельдмаршал.
— Осмотрите тела, может, кто из них еще жив.
То ли из любопытства, то ли по делу, в комнату из коридора боязливо заглянул старичок трубочист. Он только что принялся чистить печь в одной из соседних комнат. Увидев лежавшие на полу трупы, старик поставил на пол ведро, до краев наполненное сажей, снял шапку и трижды перекрестился, что-то нашептывая при этом. Совершив нечто ритуально обязательное, он надел шапку, взял ведро и собрался уходить, но его поманил к себе пальцем фельдмаршал. Оставив ведро в коридоре, старик нерешительно вошел в комнату.
— Переводчика! — распорядился фельдмаршал, обращаясь к полковнику, и тот поспешно покинул комнату, а через минуту вернулся с переводчиком в звании лейтенанта, который, прикинув ситуацию, сразу же понял, что переводить ему придется разговор между фельдмаршалом и старичком трубочистом.
Закончив осмотр лежавших на полу тел, военврач подошел к командующему и, взяв под козырек, доложил, что все мертвы, кроме русского, который тяжело ранен, но может выжить. Однако руки и обоих глаз лишится.
Фельдмаршал повернулся к полковнику:
— Офицеров и солдат похоронить в братской могиле в центре села. Со всеми воинскими почестями.
— А этого? — Полковник взглядом показал на тихо стонущего переводчика.
— Пристрелить. Нам не нужны русские инвалиды, так же как не нужны нам русские предатели. Человек, с корыстными целями предавший свой народ, народ, чуждый ему по рождению, предаст бескорыстно. В силу своей подлой натуры. — Фельдмаршал бросил взгляд на лейтенанта-переводчика, который, затаив дыхание, ждал, когда командующий обратится к нему. И он дождался этой минуты. — А вы, лейтенант, передайте старику мое приказание: чтобы вот этого русского солдата он похоронил на сельском кладбище. — Взгляд командующего упал на лежавшего на полу Богрова.
Приказание фельдмаршала переводчик передал старику дословно, отчего тот, моргая и не веря своим ушам, слушал его с раскрытым ртом, обнажив при этом два верхних желтых зуба. Глядя на строгое лицо фельдмаршала, от которого, как догадался старик, исходило это приказание, он поверил, что с ним не шутят, и тут же перевел разговор на деловую основу.
— Он чижолый, один я его не донесу до своей землянки. Гроб-то найду из чего сколотить, доски есть, а вот гвоздей нету. — Переминаясь с ноги на ногу, старик смотрел снизу вверх то на фельдмаршала, то на переводчика. — Но я из толстой проволоки нарублю. Все сделаю как положено.
Слова старика переводчик перевел фельдмаршалу. Тот, бросив взгляд на полковника, который ловил каждое слово командующего, тут же распорядился:
— Выделите двух саперов, чтобы выкопали могилу русскому солдату на сельском кладбище и помогли старику доставить к месту захоронения гроб с телом погибшего героя. Германская армия всегда высоко чтила ратный подвиг солдата.
Старик окончательно растерялся, когда переводчик передал ему распоряжение фельдмаршала. Губы его тряслись. В октябре каратели на его глазах и на глазах сельского схода повесили на площади пятерых жителей села за то, что они помогали партизанам. А тут такое дело… Своими ушами слышал старик, что говорил высоким начальникам пленный боец, да к тому же еще разведчик. И вдруг… По-христиански распорядился похоронить на сельском кладбище, да еще дает для рытья могилы двух саперов.
— А что написать на кресте, господин начальник? Ведь боец не из нашего села? — обратился старик к фельдмаршалу. Слова его были тут же переведены лейтенантом.
— Фамилия его Богров. Он из Москвы.
— Фамилию эту не забуду, век буду помнить… Он жил на Ордынке, я слышал ваш разговор, когда чистил печку. А Ордынку я знаю, это рядом с Лаврушинским переулком, там у меня двоюродная сестра живет…
Старик говорил что-то еще, но фельдмаршал, не понимая русского языка, его уже не слушал. Да и времени у него не было для праздных разговоров. Из головы не выходил телефонный разговор с главнокомандующим сухопутными войсками германской армии фельдмаршалом Браухичем, который состоялся пятнадцать минут назад. Браухич подает в отставку. Фюрер им крайне недоволен. Все неудачи на восточном фронте фюрер относит за счет неумелого командования сухопутными войсками фельдмаршалом Браухичем. А столь длительное топтание на месте группы армий «Центр» и невзятие до сих пор Москвы грозит фельдмаршалу фон Боку смещением его с поста командующего. Браухич так и сказал об этом. Предупредил, чтобы фельдмаршал фон Клюге был ко всему готов. Он так и закончил телефонный разговор: «Фюрер буйствует… Он рвет и мечет… Не исключено, что у одних полетят с плеч золотые маршальские погоны, а кое у кого, может быть, полетят даже головы…»