Три дня подряд по нескольку раз набирал Григории телефон генерала Сбоева, но из трубки по-прежнему неслись ровные длинные гудки зуммера. Пробовал дозвониться до штаба ВВС Московского военного округа, но и эти звонки оказались безрезультатными: «Таких справок не даем». Григорий уже начал терять надежду дозвониться до генерала. А временами в голове возникала тревожная мысль: «Ведь он летчик… А сколько их уже погибло…» И все-таки Григорий упорно звонил. Звонил рано утром, звонил днем, звонил вечером. Несколько раз звонил даже ночью. Но трубку никто не поднимал.
И вот как-то под вечер в телефонной трубке послышался бархатный басок:
— Я вас слушаю.
Задыхаясь от волнения, Григорий представился генералу и, сбивчиво отвечая на его вопросы, стал рассказывать о письмах Галины, о том, что она жива и что партизанский отряд, в котором она находится, дислоцируется в смоленских лесах и носит имя героя гражданской войны с фамилией из четырех букв…
— Отряд имени Щорса? Чем я могу помочь, Гриша?
От этого сердечно сказанного «Гриша» Григорий разволновался.
— Владимир Николаевич! — Перехватившие горло спазмы душили Григория. — Ведь она не одна… У нас родился сын…
— Я знал об этом еще в октябре… Мы с твоим покойным дедом об этом узнали первые… Она еще там? Ее с сыном еще не перебросили на Большую землю? Как ты-то?.. Где сейчас?
— Владимир Николаевич!.. Я сейчас дома… Два месяца лежал в госпитале в Лефортово, а сейчас нахожусь на долечивании дома.
— Куда тебя?..
— В ногу, ниже колена… Думаю, все обойдется. Сейчас все мои мысли о жене и сыне. Помогите их вырвать оттуда.
— Хорошо, дружище, что-нибудь придумаю. Постараюсь, Сейчас ты меня застал случайно, буквально на пороге. У подъезда ждет машина. Больше говорить не могу. На следующей неделе, если все будет нормально, навещу тебя. Поговорим по душам. Вспомним деда. А сейчас до свидания, дружище, поправляйся. У тебя в жизни все впереди. Поздравляю с сыном. Обнимаю…
После разговора с генералом Григорий не находил себе места. Стуча тяжелой самшитовой палкой о паркет, он, высоко подняв голову, ходил из комнаты в комнату, и это его волнение остро чувствовали не только Захар Данилович и Лукинична, но и Тараска с Васильком. Все чувствовали, что в жизни Григория произошло что-то очень важное. Лукинична, когда Григорий, войдя на кухню, замер на месте с туманной улыбкой на лице, не удержалась и спросила:
— Что-то у вас, Григорий Ларионыч, на душе тревожно, может, помочь чем?
— Вы угадали, Лукинична. Я говорил по телефону с одним генералом, другом деда. Он большой начальник, командует летчиками всей Москвы. Обещал помочь вывезти из смоленских лесов жену и сына. Вот и жжет меня эта новость.
Лукинична перекрестилась перед образами, повернулась к Григорию и как-то отчужденно сказала:
— Завтра утром пойду к обедне, помолюсь господу богу, чтобы помог он соединиться тебе с твоей супругой и младенцем.
А сегодня, вернувшись из Елоховского собора, Лукинична протянула Григорию треугольник письма со штемпелями полевой почты и военной цензуры.
По размашистому почерку и росписи с буквами-загогулинами Григорий сразу понял, что письмо от Иванникова. А вот город Новосибирск, обозначенный в обратном адресе, насторожил. «Наверное, в госпитале», — шевельнулась в голове Григория тревожная мысль.
Иванников писал:
«Дорогой Григорий Илларионович!
Это письмо пишет Вам Ваш верный солдат Петр Иванников. Во-первых, сообщаю, что война для меня и «Одессы» закончилась в боях за деревню Акулово Нарофоминского района. Четверо суток подряд, днем и ночью, шли за эту деревеньку такие бои, что сравниться с ними могут только бои за деревни Шевардино, Семеновское, Бородино, Утицы и Артемки, где наш 12-й разведбатальон бросался в самое пекло. И вот сейчас мы с «Одессой» находимся на излечении в госпитале в Новосибирске. Я, потомственный в пятом колене кузнец, потерял левую руку выше локтя. Известный всей Одессе футболист и чечеточник Витарский лишился правой ноги выше колена. Так что задумке нашей поднять флаг прославленной хасановской дивизии над имперской канцелярией Гитлера помешал разорвавшийся между нами снаряд, когда наша разведрота с остатками батальона 17-го стрелкового полка пошла в контратаку за деревню Акулово, которая нам и немцам стоила большой крови.