Данек сердито посмотрел на потолок:
— Непременно надо летать над нами! Чертовы фрайеры!
Майор Скала бросал на оператора недовольные взгляды. Он не терпел длинных телефонных разговоров, а теперь на них просто не было времени. Однако поручик продолжал свою затяжную беседу, не замечая выражения лица начальника.
— Что у вас там за беседа? — строго спросил майор, не выдержав.
Поручик Широкий, с необычным именем Хуго, прикрыл микрофон ладонью и объяснил:
— Поручик Владар сообщил, что над аэродромом появился туман. Высота его примерно пять метров, но он будто бы очень плотный.
— Кончайте разговор, позвоните на КДП и уточните обстановку! — приказал Скала.
— А еще он сказал, — продолжал Широкий глубоким твердым голосом, который, наверное, идеально подошел бы для звукозаписи, — что Сто тридцать второй, то есть поручик Слезак, болен.
Все подняли на него глаза.
— Как болен? — спросил Скала непонимающе.
— Будто Слезак поднялся в воздух с температурой, и достаточно высокой. Владар уже хотел сообщить, что он заболел, но в этот момент поступил приказ…
— Поблагодарите его за информацию и кладите трубку, — проговорил майор спокойно. Потом повернулся к метеорологу: — Власак, узнайте на КДП метеорологическую обстановку. Быстро, черт вас подери! Сейчас это очень важно.
С минуту они ждали. Власак стоял у телефона почти по стойке «смирно» и все время только повторял:
— Да, понимаю. Понимаю, да! — Затем с несчастным видом положил трубку.
— Ну? — спросил Скала, хотя уже заранее знал, что ответит поручик.
— В районе аэродрома образовался туман, товарищ майор. Они как раз сами хотели об этом сообщить нам.
Скала только махнул рукой. У него было горячее желание послать Власака и его коллег ко всем чертям, но сейчас было не до того. На него ложилась огромная ответственность за пилота, который через минуту доложит, что горючего осталось восемьсот литров, и будет ждать дальнейших приказаний.
— Что будем делать, ребята? — повернулся он к операторам, сидевшим у экрана.
Старший из них, надпоручик Палат, способный офицер, ответил:
— Поймите, товарищ майор, туман, а у Слезака температура. Если бы у него было больше топлива…
— Посадка на другом аэродроме вообще исключается, — перебил его Скала.
— Единственный путь — катапультирование! — выпалил с готовностью Власак. Он хотел любой ценой изменить мнение присутствующих о том, что в этом маленьком коллективе он фактически оказался не у дел. Поручик мысленно проклинал свою работу, связанную с капризами природы, хотя признавал, что часть ответственности за возможные последствия ложится и на него.
— Чепуха, — возразил ему второй оператор.
— Это в самом крайнем случае, — добавил Палат.
— Так что, поведем его домой? — продолжил разговор вопросом Скала, и все молча кивнули. А Палат принялся объяснять, энергично размахивая руками:
— Тут он все знает. И хотя обстановка весьма тяжелая, надежд на успех здесь гораздо больше, чем где-либо еще. А если бы у него не было температуры, то тогда нечего было бы и переживать. Он уверенно посадил бы самолет и при минимальной видимости.
— Ну и задал он нам задачу! — со вздохом проговорил Скала. Теперь дело было за ним. Выслушать и быстро взвесить предложения помощников — это одно, а принять решение — совсем другое. Принять решение как раз и должен он, оперативный офицер, начальник смены. Палат, в сущности, прав. Посылать Слезака на резервный аэродром, где нет тумана, но где пилот не чувствует себя как дома, рискованно, если учесть состояние его здоровья. Или, лучше сказать, рискованнее. Но что значит пустить его в туман? Да еще с температурой?
— До запасного аэродрома у него уже не хватит топлива, — сказал Палат и поднял голову от расчетов.
— Все ясно, — кивнул Скала. — Думаю, что ему все-таки лучше садиться дома.
Это продолжалось каких-нибудь сорок — пятьдесят секунд. Тут же зазвучал голос Слезака:
— «Колодец пятьдесят», я — Сто тридцать второй, восемьсот литров, прием.
Прежде чем ответить, Скала проворчал:
— Говорит так, будто у него дифтерит. Чертов герой! — Потом он вынес свое решение уже в форме приказа: — Сто тридцать второй, я — «Колодец пятьдесят», азимут сто семьдесят, курс сорок, время прилета десять двадцать семь, прием.
— Я — Сто тридцать второй, вас понял, — подтвердил Слезак, и чуткая радиостанция зафиксировала напряжение, с которым он говорил.
— Сообщите на аэродром. Пусть подготовят необходимую технику, пожарную машину. Врачей известите. Больше мы ничего сделать не можем, — сказал Скала и полез за сигаретами. Он закурил и представил себе больного пилота, сидящего в кабине самолета…