Слезаку в тот момент оставалось только несколько минут лету. Он смотрел на часы, и ему казалось, что минутная стрелка почти не двигается, что секунды замедлили свой бег. Каждое движение головой в герметически закрытой кабине с избыточным давлением вызывало все усиливающуюся боль. Он мысленно начал проклинать того человека, из-за которого вынужден был подняться в воздух, однако тут же осознал, что злится напрасно, потому что виновен в своих мучениях сам.
Через минуту в наушниках раздался другой голос. Слезака повел оператор посадочного локатора. Летчик начал снижение согласно поступившим данным и посмотрел вниз. Над долиной, между гор, словно было разлито серебро. Никакого просвета.
— И в такой туман я должен садиться? — задал он себе вопрос вслух. — Почему они не направили меня на другой аэродром? Наверняка у соседей обстановка лучше.
Потом он подумал, что для этого, наверное, есть основательные причины. Пожав плечами, он ниже наклонился к приборам. В голове мелькнула мысль подтянуть лямки парашюта, но его трясла такая лихорадка, что он не в состоянии был это сделать. И вообще он удивлялся, как ему удается лететь, выполнять приказы с земли.
Капельки пота, накопившиеся на лбу, над бровями, покатились мимо переносицы вниз. И снова поручик почувствовал жжение под веками. Это продолжалось несколько секунд, в течение которых он летел почти с закрытыми глазами. Неожиданно раздался голос с земли:
— Сто тридцать второй, я — «Приказ три», поправка на пять влево, расстояние пятнадцать. Как себя чувствуете? Прием…
«Черта лысого! — мысленно выругался Слезак. — Это ты наводишь меня по-дурацки. Я-то иду хорошо!»
Оператор снова попросил его исправить курс, но в воспаленном мозгу Слезака застрял вопрос оператора. Этот вопрос не имел ничего общего с наводкой его на взлетно-посадочную полосу. «Как себя чувствуете?» — спросил оператор. «Откуда они узнали, что я болен? А может, Ян сообщил на командный пункт и поднял переполох?» — думал Слезак. Мысли лихорадочно скакали в голове, сменяя одна другую.
Он убеждал себя, что ничего страшного нет, и в то же время чувствовал, что силы его на исходе. Внизу появились огни города, красные сигнальные лампы труб были слева, а не оправа, как всегда. Он ошибся. Оператор локатора оказался прав.
В этот момент последовал другой приказ:
— Сто тридцать второй, я — «Приказ три», повторите заход на посадку.
«Да, дал я маху!» — сокрушенно вздохнул Слезак. Но даже сейчас до его сознания не дошло, что у него, собственно, осталась последняя попытка, потому что, если и этот посадочный маневр не удастся, ему придется набрать высоту и катапультироваться.
Только не это! Он снова наклонился к приборам, чтобы точнее выполнить указания оператора.
«Черт, лямки не подтянул!» — подумал он опять, но на это уже не было времени. Он снова приближался к широкой туманной реке. Включил посадочную фару — никакого результата. Яркий пучок света не доставал до земли, растворялся в тумане. Он погасил фару и на секунду закрыл глаза. Движение век вызвало боль в глазах. Собрав силы, он приоткрыл их и увидел, что летит в сероватой массе, бортовые аэронавигационные огни на концах консолей теперь казались красным и зеленым пятнами.
«Как же я теперь определю высоту для возможной коррекции?» — прошептал он и по привычке посмотрел влево. Как у каждого пилота, и у него был объект, по которому он устанавливал в последней фазе полета высоту машины над полосой и определял таким образом момент, когда должен мягко потянуть ручку на себя, чтобы самолет опустился на основное шасси. Ночью он ориентировался по огням полосы, теперь этих огней не было видно.
«Страшный туман, страшный!» — пробормотал он и еще сильнее напряг зрение.
Он сражался за свою жизнь с самим собой. Инстинкт самосохранения заставлял его потянуть ручку управления на себя, чтобы уйти на безопасную высоту, потому что в любую секунду этого слепого полета он мог почувствовать роковой удар. Но выработанные навыки и воля были сильнее инстинкта самосохранения, и он продолжал снижаться. Оператор посадочного локатора уже молчал… Когда же появятся огни, которые сейчас означают для него безопасность и конец неуверенности?!
На приборной доске светилась лампочка, сигнализируя о критическом остатке топлива. Слезаку показалось, будто она светит слишком ярко. Он наклонился вперед.
«Лямки!» — опять пронеслось у него в голове. И в этот момент он увидел огни взлетно-посадочной полосы, причем только перед собой, чуть дальше их уже не было видно. Он продолжал снижаться в молочной тьме, а когда решил немного замедлить снижение, почувствовал сильный толчок спереди и глухой удар.