Он походил немного по почерневшей от мороза траве. Затем вернулся к самолету и выслушал доклад техника. Забрался в кабину, уселся в катапультном сиденье. Один из техников затянул ремни. Другой запустил двигатели. Матоуш кивнул ими закрыл фонарь кабины. Техники оттащили в сторону стремянки.
— Третий, я — Триста двадцать седьмой, прошу разрешения на старт.
— Я — Третий, старт разрешаю, — ответил Хмелик.
Снова под Матоушем понеслась взлетная полоса. Скорость нарастала. Когда она достигла ста восьмидесяти километров в час, Матоуш плавно потянул ручку на себя и оторвал машину от земли.
Йозеф понимал, что это его последняя попытка. Если она не удастся, то следующий экспериментальный полет придется отложить на более поздний срок. Приближается конец года, и на такие дела уже не останется времени. А если его назначат командиром эскадрильи, то появятся другие заботы. И потом, неизвестно еще, как отнесется к его затее подполковник Кучера. Недавно он уже спросил: «У вас что, нет других забот в такое время, капитан?»
Именно поэтому эта вторая, и последняя, попытка имела для Матоуша такое большое значение. Он вложил в нее весь свой накопленный опыт и энергию. Матоуш тяжело переносил каждый удар судьбы, но никогда не терял мужества. Стоило ему только подняться в воздух, как он чувствовал себя самым счастливым человеком. У него была сильная воля, и даже в самых тяжелых ситуациях он сохранял твердость духа. Он лишился домашнего уюта, нежной привязанности собственного ребенка. И сейчас ему очень хотелось одержать победу.
Приближаясь ко второй точке поворота, Матоуш вдруг вспомнил о статье в американском журнале. Он понимал, что статья написана в хвастливом тоне, но тогда он воспринял ее как вызов. Надо было дать ответ. Где-то глубоко в его сознании прозвучало предостережение, чтобы в предстоящие несколько секунд он больше полагался на разум, чем на эмоции. Но сделать с собой он уже ничего не мог. Теперь или никогда!
Взглянув на высотомер, он отклонил ручку управления влево. Сильная перегрузка надавила на плечи. Он закончил поворот и бросил самолет вниз. Он не отрывал глаз от прибора: М-1,10, М-1,20, М-1,30. «Еще чуть-чуть», — подумал он.
Пора!
Глубоко вздохнув, он потянул ручку управления на себя. Держать скорость, не давать ей быстро убывать!
Высотомер показывал семнадцать тысяч четыреста. «Думай о скорости и горючем!» — пронеслось в голове.
Высота — семнадцать тысяч четыреста пятьдесят метров.
«Давай, давай выше!» — мысленно подгонял он себя и самолет.
Скорость — пятьсот километров в час. Еще минуту — и надо кончать.
Стрелка скорости уже достигла отметки «400». Машина приближалась к границе управляемости. Надо спускаться.
Страшно было смотреть на высотомер, но он все же скосил глаза. Семнадцать тысяч пятьсот.
Мало! Это — поражение. Опять ничего не получилось. Ничего!
Матоуш подумал об этом со злостью, готовый снова бросить истребитель ввысь. Он чувствовал мощь машины, но до конца использовать ее так и не смог.
Ему было очень больно сознавать это, но он верил, что докажет свое, что однажды вернется с победой. А пока что всем тем людям, которые ждут его внизу и верят ему, предстоит испытать разочарование.
Он понимал, что теряет благоразумие, но взять себя в руки никак не мог. Горечь жгла его. Впервые в кабине истребителя ему было хуже, чем на земле.
— «Зенит», я — Триста двадцать седьмой, перехожу на свою волну, прием, — произнес он механически, вызывая диспетчера.
Тут же послышался голос Хмелика:
— Триста двадцать седьмой, я — Третий, проверь топливо, прием.
Матоуш опомнился, взглянул на шкалу — не поверил собственным главам. На приборной доске горел красный сигнал! Критический запас! Этого еще не хватало!
— Триста двадцать седьмой, я — Третий, доложите остаток! — настаивал Хмелик.
Матоуш понял, что командир верно определил его положение. Он молчал, лихорадочно думая, что делать дальше. Шансов у него немного. Нужно просить разрешения на приземление с противоположной стороны, хотя Хмелик сразу же поймет, что его баки пусты. Разрешения он не даст и погонит к лесу, чтобы Матоуш там катапультировался.
«Ну нет! — капитан ругнулся про себя. — Потерять машину? Только не сейчас!»
Нажав на кнопку радиостанции, он быстро проговорил:
— Третий, я — Триста двадцать седьмой, разрешите посадку с противоположной стороны.
Несколько секунд в наушниках слышался только треск. Потом он услышал то, что и ожидал:
— Триста двадцать седьмой, я — Третий. Посадку с противоположной стороны запрещаю. Курс — сто двадцать пять, квадрат «Мария», произвести катапультирование, прием.