Оглядевшись, Годек обратил внимание на странный серый цвет земли. По берегам извилистой реки громоздились пласты льдин, вынесенных туда половодьем и теперь накрепко прихваченных морозом. Вода спала, а льдины остались, напоминая обессилевших огромных зверей.
Самолет пробил пелену облаков и вырвался на залитый весенним солнцем простор. Летчик взял нужный курс.
В просвете между облаками виднелось пятно города. Земля была уже далеко внизу. Через некоторое время послышался голос оперативного офицера командного пункта. Спокойным тоном он сообщил, что самолет-нарушитель пересек границу и идет навстречу самолету Годека.
— Я — Сто тридцать третий, вас понял, — подтвердил Годек получение сигнала, после чего изменил немного курс и продолжил полет в направлении нарушителя.
Через несколько десятков секунд он увидел иностранный самолет. «Супер-Сейбр» оставлял за собой ясно видимый белый след. Но он исчез, как только самолет резко взмыл вверх. Годек завершил разворот и также перевел самолет на кабрирование. Стрелка высотомера показывала пятнадцать тысяч метров, но «Супер-Сейбр» продолжал набирать высоту. Годек покачал головой: согласно тактико-техническим данным, Ф-100А достиг потолка, тем не менее его серебристый корпус продолжал лезть вверх.
«Пятнадцать тысяч шестьсот!» — прошептал Годек, и в этот момент «Супер-Сейбр» перешел на горизонтальный полет. Теперь пришло время Годека. Он включил форсаж и, когда самолет, рванувшись стремительно вперед, набрал скорость, плавно потянул ручку управления на себя. Словно неведомая сила подбросила истребитель вверх.
«Хватит», — процедил Годек сквозь зубы и тут же с облегчением увидел, что преследуемый им самолет-нарушитель находится внизу. Он покачал крыльями: «Следуй за мной». Однако Ф-100А резко повернул и пошел в сторону границы. Годек среагировал на какую-то секунду позднее. Настигнув американский истребитель, он нажал кнопку радиостанции:
— Пятидесятый, я — Сто тридцать третий. Самолет не слушает команды, продолжает движение, курс — сто шестьдесят.
— Я — Пятидесятый, повторите курс, — сказал оперативный дежурный командного пункта.
— Курс — сто шестьдесят.
— Вас понял: курс — сто шестьдесят, — повторил майор Скала и сообщил свое решение: — Сто тридцать третий, я — Пятидесятый, повторите команду.
Годеку удалось еще раз обойти «Супер-Сейбр», но и на этот раз ситуация повторилась. В ответ на покачивание крыльев Ф-100А снова резко ушел в сторону, и Годеку пришлось его догонять. Он доложил об этом на командный пункт, и тут же поступила команда:
— Сто тридцать третий, я — Пятидесятый, разрешаю открыть предупредительный огонь.
Годек спокойно кивнул. В такую игру, как в кошки-мышки, можно играть бесконечно. Он отвернул немного влево и, когда удалился от нарушителя на несколько километров, сохраняя некоторое преимущество в высоте, прильнул глазом к радиолокационному прицелу. Затем снял с предохранителя пушки и легко нажал на спуск. Самолет немного качнуло, из двух стволов понеслись вперед трассирующие снаряды. Их следы прошли в нескольких сотнях метров перед кабиной иностранного самолета.
Пилот-нарушитель отреагировал неожиданным образом. Все произошло буквально в считанные секунды. У самолета Годека оказался незащищенным бок. Прежде чем Годек успел развернуться для новой атаки, противник довернул влево и с близкого расстояния открыл огонь.
К счастью, МиГ-19 на какую-то долю секунды до этого взмыл вверх, и Годек только проводил взглядом следы от снарядов, пролетевших в такой близости от него, что ему даже показалось, будто он услышал их шипение.
— Ах ты мерзавец! — вырвалось у Годека. Он посмотрел назад, окинул взглядом плоскости. Повреждений не видно. Кажется, все в порядке. Повернув голову влево, он увидел, как самолет-нарушитель спокойно удалялся на запад. Годек сообщил по радио: — Пятидесятый, я — Сто тридцать третий, истребитель уходит, курс сто пятьдесят. Открыл ответный огонь, попаданий нет, прием.
— Я — Пятидесятый, как топливо?
— Одна тысяча пятьсот, прием.
— Я — Пятидесятый, возвращайтесь на базу.
— Я — Сто тридцать третий, вас понял.
Когда Годек начал снижаться над аэродромом, он услышал в наушниках знакомый голос Хмелика:
— Сто тридцать третий, я — Третий. Как себя чувствуешь? Прием.