И вдруг из котлована послышался крик: - Я здесь, Лия! Держись!
Виктор выскочил на край, словно чёртик из табакерки. У Михаила мгновенно прорезался дар речи.
- Куда летишь, пастух! – зло бросил Дьюк. – Жить надоело? Это твоя работа? За такое убивают!
Но Виктор не видел и не слышал никого – только колыхающийся высоко впереди белый парус и две стройные ножки, и чудная сила несла его вперёд.
Две минуты – и он, оттолкнув Михаила, ловко подпрыгнул, уцепился сразу за третью перекладину, рывком подтянул ноги и начал карабкаться следом за Лией.
- Слезай, слезай, сволочь, я тебя убью! – Михаил схватился за конец и начал яростно раскачивать. Лестницу замотало, Лия замерла, прижавшись к верёвкам, точно бабочка, запутавшаяся в паутине или пришпиленная булавкой. Стас крепко стиснул руку друга и с трудом оттащил: - С ума сошёл? Поздно! Теперь только ждать! Лучше матрас тащи!
Он долго молчал, потом почему-то вздохнул с завистью и хлопнул друга по плечу: - Это женщина, я понимаю! Гордись женой! Такую стоит завоевать заново!
… Виктор лез быстро и очень аккуратно. Если бы лестницу не раскачали, он сумел бы добиться минимального отклонения. Теперь же инерция маятника увеличилась, и он молил Богов Вселенной, Земного Бога и Дерево спасти любимую женщину. Женщину, в которой он нашёл, почувствовал впервые в жизни тот самый запасной огонь, который только тлел до поры до времени. Огонь, который она сумела сохранить, не расплескав ни капли. Огонь, который способен озарить его жизнь иным светом, огонь, который так понравился ему, Дереву.
Он догнал Лию быстро, много быстрее, чем она долезла до самого опасного участка лестницы, где перекладины были изъедены капроновой плесенью, - еще одним порождением Дерева.
- Я с тобой, милая, - крикнул он. – Ещё не поздно вернуться!
Но Лия не слышала. Стиснув зубы, она старательно смотрела только вверх. Она видела перед глазами только лестницу, и эта лестница не имела ни начала, ни конца, она уходила в бесконечность, в самое небо. Лие было страшно. По-настоящему. Она не умела летать, а это необъятное, зовущее небо требовало от неё, чтобы она полетела. А как здорово началось – удивительная панорама внизу, смешные и жалкие фигурки растерянных мужчин, величественное Дерево, которое стремилось ввысь вперегонки с нею, ослепительная синева ясного летнего дня и густой, тягучий, бодрый ветер. И курчавое, серебристо-серое листвяное облако над самой макушкой…
Потом внизу раздались крики – мужчины ругались, где-то далеко истошно лаяла собака, и лестница вдруг начала сильно раскачиваться. И тогда пришла первая волна страха. Лия прижималась к жёстким, измочаленным тросам всем телом, и на белом платье отпечатывались буро-зеленые полосы…
Лестница то приближала её к стволу, то отбрасывала от него, Лия вздрагивала, тихонько вскрикивала и жмурилась, но это не помогало. Руки начало саднить, ноги перестали слушаться, скользили, лестница то и дело убегала куда-то вперёд, и Лие приходилось подолгу прощупывать воздух, ловить её ногой, прежде чем ступить. Лямка фотоаппарата резала шею и беспрерывно колотилась то о грудь, то о плечо. Из-за него ей то и дело казалось, что она теряет равновесие. Искушение сбросить мучительную удавку было велико, но она боялась отцепить хоть одну руку, чтобы освободить шею. Глаза от ветра начали слезиться, волосы мотались и облепляли лицо.
Наконец раскачивание начало утихать, и Лия расслабилась и попыталась передохнуть, чтобы привести в порядок нервы. Она перебирала в памяти все виденные когда-либо трюки и аттракционы: гимнасты в цирке – а как им? Не страшно? Не должно, во-первых, у них развитый вестибулярный аппарат, и потом, они подстрахованы. А экстремалы? Каскадёры? Актёры многие? Небось, почище фортеля выделывают? И безо всякой страховки.
Так то экстремалы! То – каскадёры. Кто сказал, что им не положено по роду деятельности быть ломаными и склеенными заново, иногда – по кусочкам. А кто сказал, что они не испытывают страха? Страх активизирует инстинкт самосохранения, подбрасывает в топку адреналина, а тот мобилизует. И повышает давление. А у неё мама – гипертоник, её пугать нельзя. Стоп, стоп, только мыслей о гипертонии, падениях и кусочках не хватало. Думай о хорошем. Возвышенном. О высоком. Интересно, на какой она высоте? Глянуть бы вниз, но нельзя. Хочется, но нельзя…
Отдыха не получилось, руки и ноги замёрзли и онемели. Пришлось напрягать их по очереди, чтобы восстановить кровообращение. Вернуться?