- Да, я полчаса не мог на ноги встать – всё онемело, ни рук, ни тулова, ни головы не ощущал, все мысли ветром на Дереве выдуло. Представляешь? А всё равно Мишке не хотел уступать. Что ты хочешь – 15 лет, пацаны!
- Как же вы сумели? – с изумлением, восторгом и благоговейным ужасом пропищала Лия.
- Очень просто. Где по веткам, где клинья забивали, как альпинисты – кора что скала, руки обобьёшь, а древесина просто непрошибаемая. Потом долго пытались поймать конец лестницы – я чуть кувырком не полетел вниз, Мишка удержал. Честно говоря, страшно было – душа в пятки ушла, а отступать вроде как поздно, всё равно, что признаться себе, что ты импотент.
- Верёвки удлинили, морскими узлами завязали, зубами затягивали – чуть карзубыми не стали. И матом ругались как козлы – помогает, знаешь, в экстремальных условиях. Стас сначала отстал, потом догнал.
- Ага. Как сейчас помню – такое не забывается! – как в пальцы эти проклятые альп-шнуры врезались, и как ветрило задувал. Ощущеньице, скажу тебе! Чувствуешь себя насекомым, которое великан стряхнуть хочет. Сейчас, конечно, трудно вообразить тот же путь. Дерево-то подросло, ребята, подросло так, что мало не покажется. Увидишь во всей красе, уже сейчас – только завернём за холм. Вооон макушка в небо убегает…
- Ну да… - Лия перевела дух, её передёрнуло от ощущения огромной высоты. – Так больше никто и не пытался до макушки долезть?
- Пытались, да на середине возвращались. Кишка тонка. Порода бабья! – несколько кичливо и самоуверенно сказал Михаил.
- Почему же ты считаешь, что бабья порода такая, трусливая? – тихо возразила Лия. – Женщины очень на многое способны…
- Да, конечно, девочка, - Михаил довольно привлёк Лию к себе и покровительственно, уверенно, как собственник, поцеловал в щёку. – Ты у меня на многое способна, славная Киса. Да ты не на меня смотри, вот же оно!
Лия тихонько охнула. Если бы не холм, Дерево виделось бы издалека и очень чётко, и затмевало собою всю округу. Это было, несомненно, очень старое Дерево, самое старое Дерево во всей роще. Остальные деревья ему в подмётки не годились. С чем был связан его гигантизм, учёные до сих пор не смогли выяснить. Никаких объективных причин и предпосылок. Полагали, что семечко попало сюда издалека, возможно даже – с древним метеоритом, и несло в себе ген-мутант. Самые отъявленные романтики уверяли, что Дерево инопланетно.
В нижней части его ствола можно было вполне поместить небольшой особнячок, и ещё осталось бы место для бани и гаража. Прямой, точно стрела, ствол так стремительно уходил ввысь, приобретая форму конуса, словно Дерево превращалось в ракету и собиралось улететь. Оно растолкало соплеменников – окружающие деревья росли косо, будто отшатнулись от него в немом изумлении и испуге. Но Дерево оставалось безучастным к земным делам, к суете людей вокруг и мельтешению птиц, его не интересовало то, что ютилось внизу, его привлекала только высота! И потому оно резво продолжало расти – до десяти метров в год.
Дерево было смешно огорожено заборчиком с колючей проволокой, давно покорёженной, поваленной и прорезанной в нескольких местах, потому как Дерево её просто смахнуло, не заметив.
До Дерева оставалось не менее двух километров по прямой. Но люди застыли в оцепенении, задрав головы вверх, завороженные его величием, брутальной силой и сумрачной игрой гигантской листвы, которая была настолько тяжела, что ветер почти не колыхал её, а лишь высекал тонкий и немелодичный скрежет. Листья оказались овальными, серовато-блескучими, словно у серебристого тополя. Ствол был приятного оттенка, бежевато-серый и очень гладкий. Даже отсюда просматривались застарелые и свежие рубцы, шрамы и ссадины, оставленные учёными, туристами, скалолазами и просто местными и пришлыми хулиганами. Благодаря этим меткам казалось, что Дерево беспорядочно испещрено пиктограммами и иероглифами.