… - Ах, Лиечка, когда же вы нас порадуете маленьким киндером. Хоть бы повлияли на Михаила – что за семья без ребёнка… - так говорила, накрывая стол к завтраку мать Михаила, небольшая, кругленькая, вполне благодушная и недалёкая. «Без затей», - как говорил Стас.
Лия натянуто улыбалась: «Уж как будто своего Михаила не знает! Он обузы боится пуще огня! Зависело бы это от меня одной…»
- Конечно, тётя Фира! Я и влияла, только у Миши трудные времена были. Не до младенцев. Я ему помогала, как могла…
- Помогала – и ладно. А ребёночек бы рос себе. Редко сынуля к матери ездит, вот что, надоумить его некому, советов не слушает – мол, сам с усам. Был бы жив отец – живо мозги бы вправил. Где это видано – столько лет вместе жить, и без дитя! Вся деревня спрашивает – а что это, Фира, внучка-то не везут на свежий воздух, к бабке? Али болезни какие заели? Коль болезни есть, отвечаю, не про вашего ума дело. На то в городе доктора есть. Пока молодые и здоровые, рожать надо, одного за одним. Годы-то здоровье и силы уносят. А у вас в городе все хилые, серые ходят, точно зомби какие, а сверху болезни краской замазывают. Уж как дед радовался, что Мишенька женился, такую кралечку взял. Всё мечтал – теперь внучонок появится, и порезвится на воле, на свежем-то воздухе, на чистых ягодках. Вы с Мишенькой насчёт болезней-то обследовались? Лечились? Может, что с гормонами? – Тётя Фира поставила на стол горячий картофельный пирог с мясом, крынку с топлёным молоком, чашки, ложки и горшок с пшённой кашей – тоже из печи. Она вовсю старалась, откармливала молодых, словно это могло помочь родить «киндера».
- Да, обследовались, всё в полном порядке, - кивала Лия. – Здоровенькие мы. И гормоны в порядке.
- Ты уж уговори Мишу, и я приложу все старания… Будем вместе на мозги капать.
- Да, уговорю…
Лия кивала головой и соглашалась, но её улыбка становилась механической, словно кто-то старательно дёргал за рычажок. Она хорошо относилась к свекрови, но эти постоянные разговоры, сначала вызывавшие горечь и боль, теперь начали вызывать раздражение, а совместные трапезы стали мучительными процедурами.
«В голове все болезни!» - думала она со злостью. – «Мозги лечить нужно. Миша заважничал, людей любить перестал. Он младенца за крики удавит, тётя Фира! Он со мной живёт, потому что не возражаю ему и на рожон не лезу, самостоятельность не проявляю. Ему на мозги не накапаешь, не тот типаж!»
- Тётя Фира, вы не сможете ответить мне на один вопрос? – спросила Лия внезапно.
- А Мишенька не может?
- Может. Но не хочет.
- Ах, ну так значит - так оно и должно быть. («Опять Мишенька – Соломон всезнающий, без него никуда!») А что за вопрос-то? Простой? («Ага! Проснулось любопытство!»)
- Простой вопрос. Почему нельзя за Дерево, на ту равнину, где коровы и пастухи?
В воздухе словно разорвалась бомба. Повисло зловещее молчание. Лия испугалась, что свекровь хватит удар – так она побледнела и растерялась.
- Так то ж… Нельзя, значит. На ножах наши деревни. Туда наши не ходят. А ихние – к нам не ходоки. Иначе – драка. Смертоубийство между нашими деревнями лежит. Издавна.
- Издавна? А что же не изживёте вражду, если столько времени прошло? Наверное, поколение давно сменилось. Старожилы его помнят?
- Старожилы-то помнят, только старожилов осталось – раз-два и обчёлся…
- Какие старожилы, тётя Фира? Пожалуйста, расскажите! Я бы с ними поговорила. Столько знаю вас – а самое интересное скрыто!
- Какие старожилы? Старик Федот – да он глухой почти, да Тимоха хромой, тот вечно пьяный - не больно то много с ними наговоришь! - и тётя Фира поникла, совсем убитая: она невольно предала сына, рассказывая то, о чём не рекомендовалось даже заводить разговор. Так что придётся ей о разговоре промолчать.
Весь день мысленные образы Лии ускользали от осознания, расплывались, не успев оформиться, стремились к инопланетному Дереву и его старожилам…
А на следующий день Михаил, повеселевший и притушивший подозрения, дал согласие на пикник у Дерева.
«Пикник на обочин廧, - крутилось в голове у Лии. – «Только бы не «Пикник на обочине»! Пусть будет просто «Пикник»¨!