Вскоре автобус подъехал к Башне, и тут тошнота от всего происходящего начала заполнять провинившегося невниманием Нексуса. Можно было бы сказать, что он просто-напросто жертва прозаичной неосторожности, но как бы не так.
«Сейчас, наверху, пищалки-свистелки разматывают план о моей ликвидации», – такие мысли перекатывались у него в голове. «Но ведь я всего-навсего потерял контроль над машиной и врезался в оранжевое дерево, которых в Оранже сотни тысяч!» – в глазах Нексуса мелькали стеклянные глади циклопической постройки. «Вот именно что Потерял Контроль, этого оказалось достаточным», – мужчину начала охватывать тревога и грусть. Его вели под руки несколько хранителей, вся процессия в молчании продвигалась ко Стеклу. И вот наконец двери заботливо разъехались в стороны, впуская гостей.
– Ровен час нашей песне, уважаемые! – В фойе Башни их пятерых встретил смешной человечек с огрызком лица. – Песня Глав уже в курсе дел и ваша треска, Нексус, наделала ненужного шуму, – говорил человечек, заговорщически подмигивая пробитым левым глазом.
– Я знаю, что в некотором роде пропел сухую мандолину своим невниманием и готов за это недоразумение понести наказание. Но сперва мне бы очень хотелось встретиться с Главами и поговорить с ними в приватной обстановке. – Сказал Оранжский глава и принялся переваливаться с носок на пятки и обратно, успокаивая тело мерным раскачиванием.
– Понимаю вас, но это, боюсь, невозможно. Они ценят чувство безопасности и им важно, чтобы пространство оставалось доступным для народных масс. Поэтому вашу беседу будут показывать в прямом эфире. – Отвечал этот смешной человечек, и вместе с тем еще пуще принялся подмигивать глазом. Наигравшись, он хлопнул толстыми руками, восклицая:
– Поздравляю вас с новым почином, Нексус!
– А если посмеете свернуть на попятную, – вмешалась синяя Глорис. – То я сделаю с вашим лицом то же, что и с лицом этого маленького человечка.
Из ее полуразмазанного рта свисала влажная, пожёванная прядь.
А в это самое время, между полуразвалившимися перевалами бетонных тоннелей бдели трое людей. Двое на ногах, тихо переговариваясь, топтали мелкую серо-розовую пыльцу; один на каталке, лежал сном живого мертвеца.
– Миста С, а что, если нас все-таки обнаружат? – Спросила Диана, вынимая из набедренной сумки маленький прозрачный пузырек заранее приготовленного снадобья. Оно переливалось едва видимым жемчужным сиянием.
– Если бы я не знал, что данное снадобье приготовила ты, то я бы хотел тебя предупредить чтобы ты была осторожней с этой восстанавливающей «отравой». – Сказал парень и осторожно взял из рук напарницы пузырек. – А по поводу «если нас обнаружат», то смею тебя заверить громадой своего сердца и юрким умом, что это нечто из области фантастики. – Заключил Миста, разглядывая жидкость на тусклом свету тоннельных фонарей.
– Мы не издаем какого-либо излучения, на наших запястьях красуется браслет из металла, стекла и дерева – трех ипостасей настоящего мира, которые взаимодействуя, поглощают себя, аннигилируя тем самым окружающее пространство ровно такого объема, чтобы хватало на одну персону. – Девушка натянулась подобно струне рояля, почти автоматически выпалив эту мини-инструкцию, а после быстро обмякла, принимая расслабленную позу. Глянув на парня, она сказала:
– Извини, я иногда поддаюсь внешним течениям мысли, и оно порой сбивает с нужного настроя.
– И у нашего Яна Крейцера такой же браслет, так что все путем! – Весело воскликнул Миста С, приседая на обрубок каменной скамьи.
Когда-то эти тоннели рассекал теплый воздух вагонов метро и многие миллионы существ ежедневно пользовались этим уже устаревшим и канувшим в небытие видом транспорта. Когда-то здесь гулял запах старого, усталого железа, вместе с щепоткой ароматной резины и искусственного освещения. И через серый бетон тянулись нескончаемые потоки людей, которые, находясь в этом вынужденном заточении блеклого подземелья, стремились парой мгновений достичь желаемой остановки.
Здесь можно провести короткую метафору: «Ежели тварное бытие разглагольствует через тире и комкается для достижения мелких целей, то и наивысшим гладям можно помечать свою грудь лаконичным двоеточием», – а значение этих строчек будет изменяться от сознания к сознанию, кочуя в размашистом диапазоне множественных смыслов.
– У моей бабушки была колода Таро, – Начала рассказ Диана, – древней науки прорицания. Там красовались огненные булавы, острые пики, лучезарные чаши и звонкие монеты. И однажды, будучи еще маленькой девочкой, я взяла эту цветастую колоду, большой лист бумаги и клей. – Девушка остановилась на этом кусочке, выдерживая сентиментальную паузу. – Да, я сделала коллаж-звезду, форменное «безобразие», как то обозвала бабушка. Мне казалось, что данное творчество вполне достойно этой науки. – Диана рассмеялась. – Когда бабушка пришла с прогулки и увидела сие творческое панно, то пришла в такую дикую ярость, что отлупила мое мягкое место плотно скрученными ветками полыни.