– По только что прибывшим данным его имя Ян Крейцер. Мужчина средних лет, уроженец провинциальной деревни близ Оранжа, среднего телосложения и среднего же положения в обществе. – Снова пощелкав клавишами медсестра в удивлении вопросила, – как его вообще занесло сюда, в наши края?
– Пускай с этим разбираются ищейки. – Послышался еще один голос, явно принадлежавший мужчине. – Как же эту тушку размотало все-таки, – на этих словах послышался звук, похожий на скрип, издаваемый резиновыми колесиками по кафелю. – Его обнаружила женщина, и она сказала, что этот человек возник словно бы из пустоты.
– Обычная прогулка неподалеку от собственного дома обернулась в межпространственную находку. Как часто такое вообще происходит, а, Мирадо? – Мужской голос принял игривые интонации, был слышен последующий за репликой звонкий смешок.
– Раз в глумливое Никогда, – ответила посмеивающаяся медсестра.
Белые стены прорезались сквозь мрачные коридоры незапамятных мар. Ян Крейцер ощущал как умирает каждую секунду времени и как свет безбрежного мира вновь возвращает его в настоящее. А настоящее ли это «настоящее»? Он не помнил своего имени и прошлого места жительства, и вдруг эти медики, преследуя недобрые цели, решили одурачить его, потерявшегося простака, подсунув под нос выдуманную легенду?
Гладкий металл скальпеля блеснул в тот момент, когда мужчина собирался было распахнуть ясный взор карих глаз. Он так ничего и не почувствовал, и, ах, это была простая манипуляция некоего «обезжиривания мягкого вещества», как сказала сестричка. Хотя Крейцеру в тот момент показалось, что его собираются прирезать, чтобы потом пустить на органы. Что за глупец?
За тысячу километров от Яна певучая деревяшка выплескивала во внешние края дивную воздушно-звуковую деятельность, чем-то напоминавшую мелодику старого граммофона. Играла музыка позднего ренессанса, скрипучим наседом орошая все близлежащие, покореженные дома. Из одного такого дома выбросилась девушка-подросток, от снедающего ее страха больше похожая на желеобразную палочку от мороженого. Такие обычно рассасывались под теплым нёбом, ни оставляя за собой ни единого пятнышка или даже сладкой крохи.
Дева побежала по залитой жарким солнцем пыльной дороге, проливая горячие слезы. Она убегала от участи, которая приходит к каждой деревянистому агрессору, вздумавшему диктовать внешнему миру собственную волю. Инициатива здесь наказуема и каждый, кто осмеливался перечить незапамятному «уставу О», подвергался весьма незавидному сценарию «особо медленного уничтожения».
Граммофон стрелял разноцветными искрами, довлея воспоминаниями о старых китайских фейерверках. Простота использования сего демона-карателя в том, что он разрывает перепончатое мозжечковое тело, разжижая кровь до состояния летучего пара. Красная жидкость под воздействием мощных звуковых волн превращалась в газ, тем самым осушая тело, как осушает русла рек беспощадная засуха.
– Мне нужен Ян Крейцер, его гладкая структура произвела мощный выброс квази-вещества из параллельной реальности. Память Крейцера пока еще не сыграла с ним треклятой шутки, и нам нужно как можно скорее его перехватить, иначе… – Сознание девушки подверглось перехвату, его матричную сеть использовали для передачи важной информации. – Как отыщете его тело, располовиньте небеса на четыре части и дайте знак в Высоту, что все под контролем. Тогда дело зачнет особый оборот, и мы будем спасены. А теперь отбой, Кра! – Желеобразное тело девы качнулось в горячем воздухе в последний раз, перед тем как упасть в стылость небытия.
Зловещее очарование дерева прикончило еще одну короткую историю. Не успела птичка вылететь к блеску созвездий, как тут же была поглощена смертью! Какая нелепица.
Главный по Оранжу был беспощаден к проявлениям «инородных квохнутов», как он их называл, что выползают из таинственной пасти близко расположенной параллельной реальности. Он страшился того потока, который захватывает чувствительные сознания, превращая тех в свободолюбивых особей.
Мясо Павильона было связано с настоящим миром посредством некоторых сознательных конструктов, которые проявляли отдельные человеческие существа. Эти несчастные подвергались неусыпному наблюдению и стоило только одной фантастичности вылиться из их жаркого неонового чрева в наружный мир, где пестрел Оранж, то вся последующая жизнь «счастливца» оказывалась помеченной знаком пятиконечной звезды.
Такое положение имело свои минусы, преграждая путь к гармоническому развитию обоих миров. И доходило и вовсе до того, что устраивались стихийные митинги против такого мясодробительного положения, хотя, по обыкновению, эти митинги очень быстро сходили на нет, ибо деревянная музыка резво и бодро разгоняла нарушивших «размеренный» покой. Также ходили слухи, что вскоре непримиримость обоих миров вконец разрушится и наступит тот желанный мир, который раскроет потенциал всеобщего сознания, явив шедевр художественного Вдохновения. Но, как всегда, у подножия такого новшества стоял бюрократический аппарат, нежелающий изменений, которые непосредственно приведут к большим перестановкам. Консерватизм, кра!