Бросаю свою пропитанную потом майку в корзину, стоящую в центре раздевалки, а коньки оставляю у шкафчика, чтобы их наточили.
— Есть кое-что более важное, что мне нужно сделать. — Наконец, я встречаюсь взглядом со своим лучшим другом, который ошарашенно смотрит на меня. — Поверь мне. Это подготовит меня к финальной игре лучше, чем любая тренировка.
Дорога от Чикаго до моего родного города занимает чуть более двух часов. Последние шесть лет я живу всего в двух часах езды, но за все это время ездил туда всего два раза. Один раз на день рождения Линдси, а второй — когда отец повредил спину на работе и попал в больницу.
Два часа езды с таким же успехом могли быть сотней. Не имело значения, нахожусь ли я на соседней улице или на другом конце страны. Я был слишком зол, чтобы вернуться сюда. Был слишком зол, чтобы встретиться с ним.
Этот неуместный гнев удерживал меня от отношений с отцом в течение двенадцати лет, но, впустив Стиви в свою жизнь, я открыл ту часть себя, которую слишком долго закрывал. Я снова жажду любви в своей жизни. Как бы страшно ни было осознавать, что именно это она мне предлагает, в глубине души я знаю, что это правда. Стиви любит меня — любила меня — и я так боялся позволить кому-либо полюбить меня, что оттолкнул ее. Так же я оттолкнул и отца.
Сначала я поехал к дому, но его машины не было на подъездной дорожке. Мне не потребовалось много времени, чтобы объехать свой крошечный родной город, пока я не нашел его машину, припаркованную на стоянке единственного спорт-бара в городе. Мой отец не пьет, но очень любит играть в бильярд, поэтому я не слишком удивился, обнаружив его здесь после работы.
В последний раз, когда разговаривал с отцом, рядом со мной была Стиви, и я хотел бы, чтобы она снова была здесь. Недели, проведенные без нее, показали, насколько глубоко Стиви была погружена в каждую часть моей жизни. С ней все было лучше, легче, насыщеннее, но тогда я этого не замечал, потому что она так безупречно влилась в мою жизнь. Наверное, я всегда нуждался в ней, чтобы заполнить пустоты, но не замечал этого, пока ее не стало.
Заперев машину, я захожу внутрь. Даже не пытаюсь спрятаться или опустить голову, когда вхожу. Этот город маленький. Я добился успеха в НХЛ. Все знают, кто я такой, но это не похоже на фанфары, которые я получаю в Чикаго. Здесь люди просто гордятся мной.
Маленький захудалый бар затихает, когда я вхожу, не то чтобы там было так уж шумно с самого начала. Внутри меньше двадцати посетителей, и почти все они смотрят на меня. Я выделяюсь почти везде, куда бы ни пошел, но здесь, в моем родном городе, мои брюки от «Тома Форда», свитер «Баленсиага» и лабутены с таким же успехом могут быть мигающей неоновой вывеской.
— Ну, смотрите-ка, кто это, — объявляет бармен притихшему бару. — Сам мистер НХЛ осчастливил нас своим присутствием, — он театрально кланяется. — Чем мы обязаны такой чести?
— Рад тебя видеть, Джейсон, — смеюсь я, стукаясь кулаками со своим старым школьным товарищем по команде, который стоит за барной стойкой. — Мой отец здесь?
— Бильярдный стол, — он кивает в его сторону.
Я направляюсь в том направлении, прежде чем слышу, как Джейсон кричит у меня за спиной:
— Ты выиграешь нам завтра Кубок или как?
Обернувшись, я смотрю на него с улыбкой.
— Планирую.
Единственный бильярдный стол в этом заведении установлен в задней комнате. Мы с папой приходили сюда по выходным, когда у меня не было хоккея. Мы тусовались и пили содовую, пока он учил меня бить бильярдным кием, так что я точно знаю, где его найти.
— Не возражаешь, если я присоединюсь?
Мой отец поднимает взгляд от своего идеально выстроенного удара.
— Эван? — он встает прямо, бильярдный кий в руке. — Что ты здесь делаешь?
Его джинсы потерты на коленях, а рабочие ботинки полностью изношены и обесцвечены на носках, что говорит о том, что он пришел сюда прямо со стройки. Мой отец — «синий воротничок», который работает на тяжелой, изнурительной работе, чтобы обеспечить свою семью. Его оба ребенка чрезвычайно успешны в своих уважаемых областях, но он продолжает работать не покладая рук, жертвуя своей кровью и потом, независимо от того, сколько раз Линдси вызывалась отправить его на пенсию.
— Хотел тебя увидеть.
Мой отец стоит неподвижно в шоке.
— Надеялся, что мы сможем поговорить.
Наконец он кивает головой.
— Мы можем поговорить.
Я обхожу стол, мы оба смотрим на случайные бильярдные шары, разбросанные по столу, а не друг на друга.