— Что? Не смотри на меня так.
— Папа, у тебя есть девушка? — поддразниваю я.
Он пожимает плечами.
— Может быть.
— Что? — У меня вырывается недоверчивый смешок. — Почему ты ничего не сказал?
— Это все в новинку для меня. Типа того. Она была мне хорошим другом много лет, и долго ждала, когда я буду готов впустить кого-то еще в свою жизнь. Прямо перед Рождеством я перестал быть идиотом.
Гордая улыбка скользит по моим губам.
— Могу ли я познакомится с ней?
— Я бы очень этого хотел.
Все прежнее напряжение, витавшее в воздухе, давно исчезло, когда я беру свой кий и снова готовлюсь к удару
— Итак, есть ли причина, по которой тебе нужно было прийти сюда и завести этот разговор за день до самой важной игры в твоей жизни?
Я делаю свой удар, не закатив ни одного шара, и жду, когда отец сделает свой ход, но он не делает этого. Он продолжает смотреть на меня, ожидая моего ответа.
Между нами повисает долгая пауза.
— Почему ты не последовал за мамой, когда она ушла?
— Потому что некоторые люди не стоят того, чтобы за ними следовать.
Я киваю в знак понимания.
— А за некоторыми людьми стоит идти на край земли.
Не отрываю горящих глаз от стола передо мной, эмоции атакуют каждое из моих чувств, стремясь вырваться наружу.
— Есть ли у тебя кто-то, за кем стоит идти? — мягко спрашивает отец.
Я резко выдыхаю.
— Да. Думаю, есть.
— Ты любишь ее?
Я киваю, не в силах говорить.
— Тогда не отпускай ее, Эван. Я знаю, что любить кого-то страшно, а позволить кому-то любить тебя, особенно после всего, через что мы прошли, еще страшнее. Но я обещаю тебе, что с правильным человеком это того стоит.
Страшно доверять кому-то, что он не оставит меня опустошённым после того, как отдам ему всего себя. Но, несмотря на то, что я никогда не говорил Стиви, как сильно люблю ее, я все так же опустошен и так же напуган ее отсутствием.
— Все эти годы я играл плохого парня, которого фанаты любят ненавидеть, и мне это нравилось, потому что я знал, что они ненавидят выдуманную версию меня. Я не хотел давать кому-либо возможность ненавидеть себя настоящего, но это также мешало мне позволить кому-либо полюбить себя настоящего. Но думаю, что кое-кто полюбил настоящего меня, и я, возможно, потерял ее.
— Ты сказал ей, что любишь ее?
Я виновато качаю головой.
— Тогда, думаю, пришло время ей узнать.
Между нами повисает тишина.
— Папа, я не знаю, где буду играть после этого сезона. Ни одна команда не находится так близко, как «Чикаго», но я надеялся, что ты позволишь мне оплачивать перелеты на мои игры. Я скучаю по твоему присутствию на катке, и знаю, что тебе нужно работать и…
— Я буду там.
Я благодарно улыбаюсь ему, доставая билет из заднего кармана.
— Придешь посмотреть, как я завтра выиграю Кубок Стэнли?
— Посмотри на себя, Эв, — недоверчиво качает головой отец, на его губах играет широкая улыбка.
— Это значит «да»?
Он смеется.
— Да, черт возьми, это «да», — он выхватывает билет из моей руки, с трепетом рассматривая его. — Я так горжусь тобой.
Я снова обнимаю его.
— Можешь познакомить меня с ней завтра? — спрашивает он.
— Если смогу привести ее на игру.
ГЛАВА 51
СТИВИ
— Райан! — я вкатываю свой чемодан внутрь. — Ты дома?
— Да, — бормочет он из своей спальни, прежде чем волочит ноги в гостиную. — Ты поменяла свой рейс? Почему ты так рано дома?
Его глаза затянуты пеленой сна, и едва открываются, но брат обнимает меня.
— Я успела на ночной рейс. Я была готова вернуться.
Райан потягивается, все еще просыпаясь.
— А может, ты не хотела быть вдали от Чикаго? Особенно сегодня вечером?
Я небрежно пожимаю плечами, отводя от него взгляд.
— Ты подписала договор аренды квартиры?
Я молчу.
— Ви, тебе не нужно переезжать, если не хочешь. Я не хочу, чтобы ты это делала, если только не почувствуешь, что там лучшее место для тебя. Ты можешь остановиться здесь без арендной платы. В любом случае, Зандерса, вероятно, даже не будет в Чикаго в следующем сезоне
Мой взгляд устремляется на него.
— О чем ты говоришь?
— У него нет ни агента, ни нового контракта. — Его тон слишком непринужденный.
— Что значит «у него нет агента»?
Райан недоуменно вскидывает брови.
— Он его уволил. Разве он не сказал тебе?
Какого черта?
— Нет! — От отчаяния мой голос становится громче. — Зачем он это сделал?
Мой брат колеблется.