Бормотание внезапно смолкает, как и началось. Кажется, кто-то тонул, боролся с волнами, затыкавшими рот. Теперь волны победили неудачника, и мертвое молчание воцарилось в великом океане.
Слышен лишь «Коминтерн»:
— Я Земля, приняли вашу телеграмму, просим повторить…
Но повторения не слышно, и черное колыхание эфирных точек, замкнутых на экран «Комсомола», несется на вас.
Проходит минут двадцать с хвостиком.
В адрес «Коминтерна» со всех сторон летят молнии. Московский телеграф гудит от натиска принятых телеграмм. Тревога принимает разнообразные формы. Общество французских стратонавтов ругает нас за задержку и:
— Во имя человеческой гуманности просим приказать «Комсомолу» пойти на снижение.
А немецкая частная станция (вероятно, какого-то фашиста) передает:
— Поздравляем с мыльным пузырем, который лопнул!
Вы закипаете. Наглые издевки радиобандита выворачивают вас наизнанку. Каков шантаж! Их смешит сама мысль о том, что наши смелые товарищи погибли на недосягаемой высоте, разбив себе лбы. Едва вы успокаиваетесь, как вас снова смущает странная телеграмма какого-то ученого норвежца:
— Напоминаю коллегам из Москвы, что по теории моего земляка Вегарда верхние слои атмосферы состоят из замороженных кристаллов азота и поэтому дальнейший подъем грозит ударом о стеклянный колпак нашей планеты.
…Как жаль, что этого геморроида не слышит Мурзаев! Он нашел бы, что ответить, если бы услышал такое. Вероятно, он слышит, только не желает тратить драгоценную энергию на радиоперебранку. Он наверняка хохочет и радует этим Инну и Федю.
Он — жив, черт побери, старый воздушный наездник.
— А если жив, то почему молчит?
Вы задумываетесь и перед глазами встает картина. Раздутый до крайних пределов золотой шар диаметром в полкилометра подхвачен диким ветром Кракатау и унесен в восточном направлении, где он ударяется о стеклянные кристаллы азота. Кристаллы вспарывают брюхо стратостата и гондола со скоростью метеорита падает в пятидесятикилометровую бездну. Она нагревается от тепловых ударов. Где-то за Волгой рушится на землю сплошной слиток из алюминия, золота и остатков обгоревшей гондолы с людьми, угодившими ненароком в этот небесный крематорий.
Дикая картина погрома! Для науки ничего не осталось! Ваше сердце истекает кровью!..
Вы уверены в обратном, но двухчасовое молчание уничтожает весь ваш природный оптимизм.
Эфир молчит. Молчит радист Мурзаев. И как ни гонится «Коминтерн» за обрывками высотных волн, его огромная антенна остается пуста. Звенящая тишина в приемнике…
Часы отбивают ровно два…
«Коминтерн» еще раз просит коротковолновиков следить за волной в 69 сантиметров и прекращает трансляцию переговоров Земли с «Лениным». Экран потухает и тяжелая тоска овладевает вами…
Незнание!
Это — самая позорная форма пассивного бытия, что сейчас никак не может быть преобразовано в активное. Как бы ни были вы сильны внизу — «Комсомолу» вам не помочь.
5
Высота!
Дикая высота лежит под ногами «Комсомола». На этой высоте весь свет — внизу. 99,9 процентов отблесков ушли на синее дно газового океана. А остаток еле окрашивает темно-красный фиолет неба с убийственным палящим солнцем. Оглядимся вокруг сквозь закопченное стекло и застынем…
Звезды горят тревожно и строго. Они утратили свою интимность и даже патетичная Инна не может придать им в воображении что-либо напоминающее знакомый нежный облик. Это сухая ночь — с солнцем в центре угольной черноты.
Колючие звезды, черт возьми! А как искрятся, бушуют миллиарды песчинок, кристаллов. Млечный путь ловко выгнул шею и добрался до самого солнца, грозя сейчас отважным пилотам. Созвездие Орла распахнуло над солнцем широкие крылья. Возле вьется гадюка, задушенная Офиухом.[3] А над солнцем пылает, замахивается палицей титанический Геркулес.
Инна стоит и, глядя в высокий купол звездного неба, слушает объяснения. Федя раскрывает перед ней тайны астрономии.
Мурзаев дожевывает шоколад и убирает электрокухню. А перед Инной развернулась панорама звездного мира. Вот внизу под солнцем, недалеко от его края, натягивает свой огромный лук южный Стрелец. Он целится не столько в Скорпиона, сколько в само светило, что стоит у него на пути. Инна вздрагивает, думая о страшной высоте, и закрывает глаза.
Но красный мрак фиолетовых глубин все стоит в глазах, пересыпается точечками… Высота! Необычайная высота! Больше пятидесяти тысяч метров.