Видимо, на моем лице столь ясно отразились обуревавшие меня чувства, что даже шеф это заметил.
Он хохотнул, на мгновение опуская меч:
— Ты не знал? Нет, ты правда не знал?.. Кажется, я тебя переоценил, Алексей… Что ты так смотришь? Если не веришь мне, спроси ее.
Полностью выпустив из поля зрения шефа, который столь глупо (или же столь благородно) упустил шанс закончить весь спор одним ударом, я повернулся к Ирине, все еще стоявшей за моей спиной. И, столкнувшись с взглядом мягко поблескивающих в полутьме глаз, спросил:
— Ира… Он правду говорит? Тебе осталось всего два часа?..
Как я ни старался, мой голос все равно дрогнул. А когда в ответ я получил спокойный, чуточку даже ленивый кивок, он дрогнул еще раз.
— Ира, пожалуйста, подожди меня на кухне… Пожалуйста.
Она шагнула вперед и, положив ладони мне на грудь, едва слышно прошептала:
— Не нужно. Я помогу тебе, когда вы начнете драться.
Вот так… Когда, а не если.
У меня не было ни малейших сомнений, что она говорит правду. Даже в почти полной темноте я видел отблески синего льда в ее глазах. И знал, что она действительно в силах мне помочь.
Но могу ли я принять такую помощь?
Рука Ирины поднялась и осторожно погладила мою заросшую недельной щетиной щеку. Синий лед тысячей острых граней врезался в мое лицо.
Перед глазами все поплыло…
Удар незримого молота, беспрекословно повинующегося малейшему мановению тоненькой ручки Ирины, с легкостью сминает хрупкую человеческую фигурку. Дождем сыплются на стены кровавые брызги. Со звоном падает на пол лишившийся хозяина меч. Зияет пустотой выбитое окно. Я подхожу ближе и вижу освещенный неровным светом луны смятый человеческий силуэт внизу на асфальте. А из ближайшего переулка уже настороженно крадется привлеченный запахом свежей крови оборотень…
Нет… Не так… Так не должно быть… Нет. Нет, нет и нет. Нет!
Ирина рука отдернулась, будто обжегшись. Лед потрескался, дрогнул, отступил, удивленный столь яростным сопротивлением.
Я тряхнул головой, прогоняя сгустившийся перед глазами туман. Видение ушло. На меня вновь смотрели бездонные, как душа самого Бога, глаза Ирины.
Сухим, как песок Сахары, языком я провел по внезапно пересохшим губам.
— Нет, Ира. Так нельзя. Я должен решить это сам… Подожди меня на кухне. Я приду. Обещаю.
Она вновь кивнула, но уже куда менее охотно. И, беззвучно ступая, вышла.
Я еще раз тряхнул головой. И повернулся к спокойно дожидающемуся шефу:
— Мирное решение?
Он несколько неуверенно пожал плечами:
— Если ты сложишь оружие, признаешь свою вину и сдашься на суд инквизиции. Если уговоришь Ирину подчиниться решению собора и независимо от дальнейшего развития событий поклянешься не вмешиваться в дела церкви, с ней связанные. Вот тогда — может быть.
Я мотнул головой. Никогда я не соглашусь на такие условия. Никогда. И дело не в том, что суд инквизиции при любом исходе означает для меня смертную казнь и спор будет вестись всего лишь о том, каким методом привести ее в исполнение. Гораздо больше мне не нравилось предложение насчет Ирины. Передать ее в руки церкви?.. Да ни за что.
— Последнее предложение отпадает. А насчет первого… я сдамся. Сегодня вечером. Шеф коротко хохотнул:
— Когда все будет уже решено и закончено?.. Не пойдет.
— Тогда мирное решение исключено. — И мои руки будто сами собой подняли меч в защитную позицию. — Будем драться.
— Хорошо… Последний вопрос: ты затеял все это только потому, что собираешься вмешаться в процесс инаугурации? Или преследуешь какие-то свои личные цели?
Теперь настала моя очередь ухмыляться:
— Почему вы решили, что я отвечу, а даже если отвечу, то не совру? Ведь я же, по вашим словам, предался тьме. Разве предавшимся можно верить?
Шеф промолчал.
— Но я все же отвечу. Да, я преследую личные цели и потому собираюсь вмешаться в процесс… Довольны? Тогда, если вы еще не утратили свои проржавевшие навыки фехтования, начинайте… Или, может быть, сначала выйдем на улицу?..
Не говоря ни слова, шеф размашисто шагнул вперед. И его меч, до сих пор лишь бессистемно чертивший воздух, описал ровный полукруг, целясь мне в живот.
В ответ я тоже лихо крутанул мечом, блокируя удар и одновременно намечая контратаку.
Мечи столкнулись.
Катана шефа прошла через лезвие моего меча, как сквозь воздух. Короткий стальной обломок, вращаясь, бессильно отлетел в сторону. Брызнули искрами впаянные в клинок чешуйки серебра.
Уклонившись от встречного удара шефа, я отработанным кувырком ушел с линии атаки. И со смесью ужаса и потрясения уставился на укоротившийся почти на треть меч.
Долго, впрочем, мне его рассматривать не пришлось — шеф снова пошел в атаку.
Классический, незамысловатый, прямой удар, сделанный в точности как по учебнику. Заслониться от него не смог бы разве что только-только попавший в учебку новичок.
Я заслонился.
Дзин-нь!.. Лезвие моего меча уменьшилось еще вдвое, а мне пришлось весьма неизящно кувыркнуться назад, чтобы не лишиться головы. И все равно клинок шефа на излете зацепил мне плечо. Всего лишь царапина — не более. Но рука сразу налилась тяжестью, а плечо острой иглой прострелила огненная волна боли. Всего лишь мимолетное касание меча света я почувствовал так, будто на рану кто-то плеснул кислотой.
У меня не было времени гадать, было ли это из-за того, что в моей душе слишком много тьмы или просто таково свойство меча. Нужно было спасать свою шкуру. И Ирину… Хотя я и подозревал, что если мой бывший командир сейчас меня зарубит, ему это все равно не поможет. Мессия просто выставит его отсюда. И, возможно, прямо сквозь стену.
Перекатившись по полу, я сшиб плечом тридцать лет простоявший на этом месте стул и вскочил на ноги.
Практически бесполезный обломок меча все еще был в моей ладони. И я швырнул его прямо в лицо шефу. Эффектный жест — не более. Никакого вреда я ему не причинил. С презрительной легкостью поймав обломок на лезвие своего меча, шеф мимолетным движением отбросил его в сторону. И вновь шагнул ко мне, держа меч под классическим углом в сорок пять градусов.
Плохо, что мы сражаемся в хоть и довольно большой, но все равно тесной комнате, а не на открытом пространстве. Единственное мое спасение сейчас — скорость и маневренность. А еще лучшее — бегство.
Жаль, что это невозможно.
А еще жаль, что у меня нет пистолета.
У шефа, кстати, пистолет был — я видел отблески света на его нахально высовывающейся из расстегнутой кобуры ребристой рукояти. Но он почему-то его не трогал. Наверное, желал расправиться со мной собственными руками и собственным же мечом, сойдясь грудь в грудь… Хотя я бы на его месте поступил иначе.
В конце концов, смерть есть смерть. И какая разница, от чего она пришла: от меча или от серебряной пули?
Впрочем, может быть, разница и существует. Но только для тех, кому сама процедура убийства приносит удовольствие.
Я, конечно, был далек оттого, чтобы посчитать своего шефа маньяком или кровавым садистом. Нет. Никогда на моей памяти он такого повода не давал. Просто… Просто приносить удовлетворение от убийства — свойство любого магического оружия. Такого, как меч шефа… Такого, как мой кинжал.
В последний момент уклонившись от неожиданно заковыристого выпада, я вскочил на затрещавший под моим весом стол. И рванул из-за пояса кинжал. Замусоленная тряпица, в которую он был завернут, подстреленной птицей расстелилась на полу.
Тысячи холодных игл вонзились в мою занемевшую ладонь. В ушах будто взревел прибой. Только это наступала не вода, не море. Штурмуя последние островки света в моей душе, шла в атаку тьма. Зрение мгновенно стало черно-белым. И ночь для меня перестала быть помехой. Я видел очертания предметов также ясно, как днем. Стол. Стулья. Шкаф, будто свитый из тумана. Ползущие по полу призрачные жгуты тьмы. Смазанно-серая, нечеткая фигура шефа, движущаяся в замедленном темпе. Сгусток угольно-черной тьмы в моей руке и пульсирующая ей в противофазе ярко-белая полоса в его.