Они?.. Я судорожно сглотнул. Они!.. Только бы не…
— Кто они?
— Оборотни. — Голос Ирины был спокоен, будто она говорила о домашних хомячках или сбежавших из клетки кроликах, а не о монстрах, способных даже по одиночке разодрать нас на части. Зато я вздрогнул. И моментально зашарил глазами по сторонам в поисках мало-мальски подходящего укрытия. Как назло, ничего не попадалось.
Вокруг были только дома… Можно было, конечно, попытаться повторить старый трюк и забраться на крышу. Но оборотни, если это действительно они, — это не вампиры. У этих мозги еще не омертвели.
Драться?.. Практически без оружия? Одному против целой стаи? Ночью?
Бежать?.. Куда? Да и возможно ли человеку убежать от волков, пусть даже и двуногих?
Что делать?..
Последнюю точку в моих размышлениях поставили сами оборотни. Волкочеловек спрыгнул откуда-то сверху — наверное, с балкона того дома, возле которого мы стояли, — и приземлился на все четыре лапы буквально в трех метрах от нас.
Здоровущая тварь — я таких больших, пожалуй, еще не видел. Матерая. Опытная… И голодная.
Оборотень припал к земле и тихо зарычал. В круглых звериных глазах ярко-желтым пламенем светилось отражение луны.
Резко дернув заткнутый за пояс кинжал, я осторожно шагнул вбок, увлекая за собой Ирину. Холодное железо клинка смотрело прямо в глаза оборотня. Мягко ползли по земле, раскачиваясь и тычась во все щели, липкие щупальца тьмы.
Ирина вывернулась из моей руки и в свою очередь ухватила меня за плечо. Я сбросил ее руку, но вновь почувствовал ее ладонь.
— Убери кинжал.
Из соседнего двора один за другим вышли еще три косматые твари. Я повернулся, угрожая им магическим оружием и скаля зубы, словно говоря, что дешево не дамся.
— Убери оружие! Они не нападут, если ты их не тронешь.
— Это они сами тебе сказали?.. Ира, эти твари могут только убивать и жрать. В переговоры с ними не вступишь.
Еще два оборотня появилось слева. Как будто четверых было недостаточно…
— Они не тронут тебя, — повторила Ирина. — Потому что ты — со мной.
Трудно было поверить в истинность этих слов. Но не поверить было вообще невозможно.
Кинжал в моей руке немного опустился, давая возможность ближайшему оборотню беспрепятственно прыгнуть. Но он не воспользовался столь удачно подвернувшейся возможностью. Лишь смотрел, прижавшись к земле.
— Почему? — тихо спросил я. — Почему это сделалось значимым?
— Потому что инаугурация уже началась, — еще тише ответила Ира.
И я прикрыл глаза…
Свет…
Уходящий высоко в небо столп света. Невыносимо яркого, но не режущего глаза и не ослепляющего. Точно такого, как говорила Ирина. Он мягко пульсировал, наливаясь силой и с каждой секундой становясь все мощнее и мощнее. Я чувствовал, что если он продолжит усиливаться, то уже часа через три сможет опалить своим дыханием всю Землю… И, какого черта, я точно знал, что он это сделает.
День Гнева номер два разгорался. И начало его было здесь, рядом со мной.
Только придержав острие кинжала рукой, я смог наконец засунуть его под ремень. Так сильно колотила меня дрожь.
Оборотни ждали, не отводя глаз.
— Пойдем, — Ирина протянула мне руку. — Времени почти не осталось.
И мы пошли.
Стая безмолвно следовала за нами. Этакий почетный эскорт из девяти скользящих во тьме тварей с горящими желтым огнем глазами. Ирина была права: они не нападали. Но на нервы мне все же действовали изрядно.
Я снова, в двадцатый уже, наверное, раз, отдернул машинально ползущую к рукояти кинжала руку, сглотнул застрявший в горле комок и вновь вернулся к прерванному разговору:
— Ир… Ты так и не объяснила мне, что считаешь для себя долгом.
Она спокойно пожала плечами. Оборотни ее, видимо, ничуть не волновали.
— Сделать этот мир лучше, чище, добрее? Вычистить ту грязь, что прячется у нас внутри? Нет — злу, дорога свету? Я прав, да?.. Но ведь ты понимаешь, что это недостижимо. Человека невозможно обратить к добру насильно. Он должен сам выбрать этот путь…
— Агитация за приемы и методы тьмы? — Кажется, она заинтересовалась. Во всяком случае, былое равнодушие из голоса ушло.
— Ничего подобного. Я действительно хочу знать.
— Но зачем?
Я вздохнул. И покаянно опустил голову:
— Ира, я говорил со всеми. Я слышал все стороны и узнал много для себя нового и необычного. Но я — дурак. Я не спросил единственного человека, чье мнение действительно может что-то значить… Тебя.
Тишина. Только спокойный взгляд, в котором кроме синего льда светится еще какая-то невнятная крохотная искорка.
— Скажи, чего хочешь ты? Не то, что хочет от тебя Бог, но чего хочешь сама ты?
Молчание. Искорка в глазах медленно гаснет. Остается только лед. Холодный, мертвый, беспристрастный… Кажется, опять я сболтнул что-то не то… Но отступать все равно не собирался.
Я должен был знать.
— Ира?..
Шорох пыльного асфальта под ногами. Луна на начинающем бледнеть небе. Безмолвные силуэты домов. Ржавеющие у черных дыр подъездов машины.
Вздох:
— Ты спрашиваешь, чего я хочу?.. Хорошо. Я отвечу… Ничего я не хочу, Алексей. Ничего… Я устала. И это все, что я чувствую: усталость. Все остальные чувства… Их нет. Даже боли почти не осталось. А ведь когда умер Миша, мне было очень больно. Я думала, что сойду с ума… Но теперь мне уже все равно.
Я молча слушал, опустив голову, чтобы Ирина не видела моего лица. Но она и не смотрела. Просто тихо говорила и говорила, будто сама с собой, слепо глядя вперед и не видя. Мне приходилось поддерживать ее под руку и обводить многочисленные препятствия. Она их, кажется, вовсе не замечала.
— Я не святая и никогда не претендовала на это. Но Бог избрал меня. Я этого не просила, но и отказываться не буду. Просто сделаю то, что Он от меня хочет. И, быть может, этот мир станет хотя бы чуточку лучше.
— Ты знаешь, что Он собирается сделать?.. — Я облизнул пересохшие губы.
Пауза длилась столь долго, что я уже решил, что она меня не поняла.
— Знаешь, Алексей, я слышала, о чем вы говорили с Иваном. И твою беседу с Матерью Евфросинией слышала тоже. Не думаю, что Бог может пожелать нам что-то по-настоящему плохое. Он — наш создатель, наш отец. А ни один отец не желает зла своим детям. Да, он может выпороть, и подчас довольно жестоко, но убить… Нет. Не верю.
Мне оставалось лишь горько усмехнуться:
— То есть ты смотришь на День Гнева как на этакую генеральную порку, устроенную человечеству его Высшим отцом?.. Не буду спорить. Может быть, это и в самом деле так. И я склонен поверить в то, что мы ее заслужили. В конце концов, если б не Гнев Господень, мы, быть может, уничтожили бы себя сами и сделали это куда основательнее, чем Он. Я даже готов признать, что в определенной степени подобная встряска пошла человечеству на пользу… В определенной степени… Но я никогда не смогу поверить, что второй День Гнева может нести в себе хоть что-то, кроме угрозы. Он уничтожит человечество, столкнет обратно в каменный век. Мы будем сидеть в пещерах, грызть сырые кости и молиться Всевышнему среди поросших жиденькой травкой развалин мертвых городов.
Ирина вяло повела плечами, будто отметая все только что мною сказанное. И спросила:
— Ну и что ты хочешь от меня? Я ведь все равно не могу выбирать. Я всего лишь инструмент, но не мастер. Не мне принимать решения, мне — их реализовывать. Такова моя доля.
Я решительно замотал головой.
— Нет, Ира, ты не инструмент. Ты человек. И выбор у тебя есть всегда.
— Даже сейчас?
— Да. Даже сейчас.
Ирина медленно подняла глаза. Пустые, холодные, усталые.
— Тогда я, наверное, уже сделала свой выбор, — тихо сказала она.
Лед в ее глазах. Лед. Лед. Лед. Его холодные иглы вонзились в мою душу. Но я не обращал на них никакого внимания. Не чувствуя боли, я рванулся туда, где под гнетом молчания ждали слова, что я до сих пор не мог произнести вслух. И я чувствовал, как бессильно крошится на моем пути казавшийся несокрушимым лед.
— Ира… Ты ведь умрешь. Она медленно кивнула.