Следует сделать несколько замечаний о проблемах, затрагиваемых в настоящем исследовании. Высшая духовная школа была особым феноменом, не сводимым ни к учебным проблемам, ни к проводимым реформам, ни, тем более к тому или иному участию ее представителей в общественных движениях. Вклад в православие, в русскую духовную культуру, в отечественное богословское просвещение, внесенный духовными академиями, требует особого осмысления и не может быть исчерпан рамками исследовательской работы. В данной работе основное внимание уделяется вопросам, связанным с учебной и научной деятельностью духовных академий. Все остальные стороны их жизни – организационно-административная, воспитательная, общественная – затрагиваются лишь по мере их связи с этой деятельностью.
Автор не ставит перед собой разоблачительных задач, но считает необходимым пересмотреть ряд штампов и стереотипных оценок, утвердившихся в отношении некоторых постановлений Святейшего Синода в области высшего духовного образования и богословской науки, деятельности архиереев, обер-прокуроров, ректоров духовных академий. В частности, более внимательного исследования требуют проблемы, возникавшие в процессе научной аттестации ряда богословских исследований. Для более объективного суждения следует учитывать сложности, связанные с построением научного церковного богословия, то есть те проблемы, которые стоят и перед современной богословской наукой: корректность применения научно-критических методов в богословских исследованиях, совместимость свободы научного поиска и церковной ответственности исследователя, проведение богословских исследований в небогословских науках. Изучение источников не позволяет согласиться с распространенным в историографии делением ученых духовных академий на два лагеря – «передовых» и «реакционных». Такая оценка базировалась часто на отношении данных лиц к тому или иному политическому или общественному движению или деятелю, но становилась и критерием для характеристики научных воззрений и заслуг. Иногда за основу принимались частные воспоминания, в которых вполне объяснимый субъективизм не позволял адекватно оценить преподавателя академии с точки зрения церковно-исторической и, тем более, научно-богословской. Пересмотра требует и предвзятая характеристика деятельности К.П. Победоносцева по отношению к духовным академиям и научной деятельности членов их корпораций. Стараясь избежать идеализации политики К.П. Победоносцева, неотъемлемой от общего контекста эпохи 1880 – 1890-х гг., с административными попытками решения проблем образования и науки, автор считает необходимым обратить внимание на причины, которыми эти действия были обусловлены.
Идеи, высказанные при разработке реформ духовных академий второй половины XIX в., актуальны и ныне. В наше время богословская школа вступила в полосу реформ, меняющих как внутреннюю структуру учебного процесса, так и отношения богословского образования с системой светского образования, а богословской науки – с кругом университетских наук. Осмысление опыта разработки и обсуждения реформ второй половины XIX в. может подсказать и реально подсказывает пути решения современных проблем высшего богословского образования. Многие идеи, высказанные, но не реализованные в процессе проведения этих реформ, критически осмысленные в последующие годы, приносят реальные плоды в деятельности современных высших богословских школ.
Необходимо сделать некоторые пояснения относительно терминологии, используемой в работе. Ключевыми понятиями являются «высшее духовное образование» и «высшее богословское образование». Каково их соотношение? С одной стороны, под «духовным образованием» всегда понималась профессиональная подготовка духовенства, а также обеспечение этого процесса кадрами, то есть подготовка преподавателей в духовно-учебные заведения всех уровней. Однако в контексте обсуждаемой эпохи «духовная школа» и «духовное образование» означали и систему, обеспечивающую льготное образование юношеству духовного сословия. Наконец, духовное образование подразумевало особый настрой и образ жизни учащихся и членов профессорско-преподавательских корпораций. Конечно, эта заданность не всегда осуществлялась в реальности: взаимоотношения членов корпораций духовно-учебных заведений, отношения преподавателей со студентами, церковную жизнь и духовную настроенность студентов академий не следует идеализировать. Но реальное несовершенство не упраздняло саму идею, а временные нестроения и ошибки не уводили академии из церковной ограды, не нарушали их причастности Преданию Церкви. Высшее духовное образование XIX – начала XX в. включало в себя не только богословский элемент, но и довольно значительный набор наук гуманитарных, а иногда и естественных. Определение состава и объема этих наук в образовании каждого студента представляло и ныне представляет собой одну из наиболее сложных проблем духовного образования. Тем не менее к концу XIX в. духовные академии все чаще называются «высшими богословскими школами», и в этом не следует видеть тенденцию «отказа от духовности». О строгой богословской направленности высшего духовного образования говорили многие архиереи и в начале XIX в., и в начале XX в. Научное развитие богословия и усилившаяся специализация высшего образования требовали терминологического закрепления. Но духовные академии сохранили свое прежнее название, со всей полнотой смысловой нагрузки. Поэтому в настоящей работе в большинстве случаев выражения «высшее духовное образование» и «высшее богословское образование» используются как синонимы, если же их различие важно, это оговаривается особо.