Таким образом, введение миссионерских предметов в академические учебные планы усилило многопредметность, при этом добавило две новые проблемы: специфика этих предметов не всегда учитывалась при их введении в учебные планы, то есть в образование каждого студента; учебные программы этих предметов не были определены и с трудом совмещали научное исследование и практическую направленность.
Проблему представляла и исторически сложившаяся и закрепленная Уставом 1814 г. замкнутость духовно-учебной системы и, в частности, духовных академий. Духовные академии были учебными заведениями не только закрытого типа, но и сильно обособленными от других учебных заведений и от общества[193]. При изменениях, произошедших за первую половину XIX в. в русской науке и русском обществе, эта обособленность стала сковывать научную работу, сказывалась на учебном процессе. Решение вопроса о сохранении этой замкнутости или отказе от нее, хотя бы в некоторых отношениях, стало одной из академических проблем. Она имела два аспекта: научно-профессиональный (взаимообмен преподавателями или студентами с другими высшими учебными заведениями) и миссионерско-апологетический (популяризация богословского знания).
После 1814 г. все вакантные преподавательские должности академии замещали своими выпускниками, практически не приглашая для этого университетских ученых, несмотря на разрешение Устава[194]. Преподаватели-специалисты помогли бы академиям поддержать образовательный уровень по небогословским наукам, но российским университетам самим не хватало в эти годы кандидатов на профессуру. Сказывалась и особенность Устава 1814 г.: конкурс на вакантную должность не объявлялся, кафедру избранному профессору могли предложить лишь осведомленные частные лица. Университетские профессора иногда преподавали в академиях в качестве временных преподавателей, не оставляя своих основных кафедр[195]. Иногда у высшего начальства возникало желание сделать более эффективным преподавание новых языков, для этого приглашали «природных иностранцев»[196].
Обратная связь, то есть влияние академий на университетское преподавание, осуществлялась в виде замещения университетских кафедр богословия академическими магистрами. Но были случаи приглашения академических выпускников и преподавателей в университеты для преподавания и «университетских» наук, прежде всего философии и русской истории[197]. Но излишняя инициатива в этих внеакадемических занятиях вызывала недовольство духовного руководства[198].
С развитием науки – а к середине XIX в. это развитие нельзя было не замечать – вставал вопрос о желательности и даже необходимости более широкого контакта академий с другими высшими учебными заведениями. Становилось очевидным, что в стенах академий ограниченным числом академических преподавателей, нельзя поддерживать развитие небогословских наук академического курса на современном уровне. Предложения о предоставлении студентам академий возможности слушать лекции лучших специалистов в области словесности, языкознания, гражданской истории в стенах самих академий или в университетах требовали обсуждения. Особенно актуально это было для кандидатов, намеченных на замещение соответствующих профессорских кафедр в самих академиях. В середине XIX в. в академических кругах неоднократно высказывалось сожаление об отсутствии контактов членов корпораций с университетами. Но систематические связи, которые могли бы способствовать развитию академической науки и преподавания, профессиональным дискуссиям, расширению научного кругозора, разработке методологии, требовали хотя бы частичного размыкания академического «затвора».
Был непрост для академий и вопрос популяризации богословской науки[199]. Академии продолжали дореформенную традицию проповедей для народа, иногда перераставших в регулярные беседы нравственного и богословского содержания[200], приучая к составлению проповедей студентов. Вопрос о более активной деятельности в этом направлении вставал в академических кругах, и одним из способов этой активизации стали духовные журналы, издаваемые академическими корпорациями[201]. Но начало издательской деятельности поставило перед академиями новую проблему: назидательно-популяризаторская настроенность отвлекала академии от их основной задачи, научно-богословская сужала круг возможных читателей, не способствовала катехизации общества и лишала журналы надежд на окупаемость.
194
Академический Устав 1814 г. позволял принимать на профессорские места лиц «не из духовных», имеющих «диплом на свое достоинство» от российского или известного иностранного университета (§ 28, 29, 31, 32). К образованию первого курса СПбДА, для начала «профессорской» традиции, были привлечены лучшие силы из всех областей наук – например, математик академик С.Е. Гурьев. КДУ имела при этом печальный опыт истории с профессором И. Фесслером, приглашенным в 1810 г. из Львова в СПбДА, преподававшим еврейский язык, философию и церковные древности и вскоре обвиненным в рационализме, пантеизме, идеализме, мистицизме, малосовместимыми с Православием. В связи с этим в 1812 г. КДУ потребовала от Внутреннего правления СПбДА заявления об ответственности за иностранных профессоров, служащих при академии. См.: ОР РНБ. Ф. 574. Оп. 1. Д. 304. Л. 1-10;
197
Такая помощь была оказана Киевскому университету при его образовании: с 1833 г. там преподавали философские науки профессора КДА О.М. Новицкий, П.С. Авсенев (в монашестве Феофан), С.С. Гогоцкий, В.П. Чехович. В начале 1860-х гг., при возобновлении университетских кафедр философии, на них пригласили академических философов: в Московский университет перешел профессор КДА П.Д. Юркевич – «единственный в России», кто оказался достаточно подготовленным, чтобы занять без предварительной заграничной командировки университетскую кафедру после «философской амнистии; в Казанский – М.М. Троицкий, магистр КДА. Для Петербургского университета министр народного просвещения граф Е.В. Путятин просил профессора философии МДА В.Д. Кудрявцева, но этому воспротивился святитель Филарет (Дроздов), и Кудрявцев остался в академии. См.:
199
Устав 1814 г., ставя перед академиями задачу «распространения и поощрения учености в духовенстве», ничего не говорил о расширении этого круга.
201
Первый академический журнал был основан в 1821 г. при СПбДА – «Христианское чтение»; в 1837 г. при КДА – «Воскресное чтение»; в 1843 г. при МДА – «Прибавления к изданию Творений святых отцов в русском переводе»; в 1855 г. при КазДА – «Православный собеседник».