- Это ты точно знаешь? - усмехнулся Сергей.
- Есть некоторые признаки, по которым можно сразу определить - правильный мужик или дутый.
- Поделись.
- Знаешь… Можно так предложить выпить, что ты по гроб жизни не забудешь, кулаки будут сжиматься каждый раз, когда вспомнится поднесенный стакан, от обиды желваки из черепа начнут выпирать… Значит, так… Боевая готовность. Кто-то из нас уже на прицеле. Они не остановятся. Они не могут остановиться, потому что уже нанесли удар… Как они бабу-то убили?
- Ножом по горлу.
- А пацана?
- Заточкой в висок.
- Бедный мужик, - вздохнул Кандауров. - Не знаю, что и сказать… Что я могу сказать?
- Скажи, что они получат то же самое.
- Это, конечно, утешение, но только для нас с тобой, а не для Володи Апыхтина.
- Сам же говоришь, что правильный мужик… Правильного мужика это наверняка утешит.
- Может быть, может быть… Хорошо бы Юферева опередить. А то ведь вспугнет, а толком ничего не сделает. И перед Апыхтиным нам надо очки набирать.
- Опередим, - негромко отозвался Сергей. - Он к нам не вхож, а мы к нему вхожи. Я сегодня уже буду знать обо всех его поисках и находках.
- Знаешь, Серега… Тут еще такое дело… Последнее время, мне кажется, он к нам тоже вхож.
- Неужели сука завелась? Кто?!
- Говорю же - ощущение. Невнятное, зыбкое, как слабый ветерок вот в этом зале, холодящий такой сквознячок… Надо бы нам это дело раскрутить.
- Раскрутим.
- Это ведь несложно, а?
- Раскрутим, - повторил Сергей.
- Ты позвони мне вечером - вдруг новости какие будут… Вдруг я что-нибудь узнаю.
- Пойдешь к Апыхтину?
- Нет, сегодня не пойду. Ему сейчас не до меня, не до сочувствий. Он в шоке. Квартира в кровище, баба в морге, пацан… И пацана нет… Сука буду, я их найду! Сука буду! - с неожиданной злостью прошипел Кандауров, поставив тошие свои костистые кулаки на скатерть. Первый раз в его словах прорвалось что-то свирепое и безжалостное. - Ведь не уйдут же, ведь некуда им уйти! Это мой город, мой! И я никому его не отдам. Никогда. Ни за что. Ох-х-х, - прохрипел Кандауров, схватившись за сердце. Он сжался, нависнув над столом, но через минуту-другую распрямился, вздохнул.
- Отпустило?
- Кажется, пронесло. Уходи. Мне еще позвонить надо. Свяжись с ребятами.
Ушел Сергей, растворился в полумраке зала официант, солнце сдвинулось в сторону, и узкая светлая щель погасла среди складок плотных штор. Поставив локти на стол и провиснув на них, как темная летучая мышь, надолго замер Кандауров в полной неподвижности. Глаза его были полусонными, и весь он выглядел каким-то обреченным. Щупловатый, с землистым лицом и в просторной, великоватой одежде, смотрелся он потерянно и жалко.
Но это было ложное впечатление.
Кандауров не собирался сдаваться.
Из всего случившегося он понял одно - будут разборки, «стрелки», выяснение отношений…
Стрельба тоже будет.
И очень скоро.
Все в городе знали, и капитан Юферев знал, что Апыхтин находился под его «крышей». И одного этого знания было достаточно, чтобы в его, кандауровской, империи царили мир, согласие и уважительность.
Кандауров никогда не задумывался над тем, правильно ли он живет, справедливо ли поступает, имеет ли он право обирать банкиров, торгашей, коммерсантов. Об этом он даже думать не хотел, поскольку пришел в эту жизнь, которая уже до него текла по каким-то своим законам, он эти законы принял и не собирался их менять, да и сомневаться в них у него не было никаких оснований.
Вот уйди он, умри, умотай куда-нибудь… И в тот же день в кабинет к Апыхтину войдет другой человек, наверняка менее порядочный и более алчный. И потребует свою долю.
Все это можно было назвать общественной моралью, нравственным принципом, откровенным бандитизмом, беспределом, всеобщей криминализацией, можно было никак не называть, а просто жить, соблюдая установившиеся правила. Именно так Кандауров и поступал - соблюдал законы, которые сложились до него. И был уверен в том, что обязан эти законы отстаивать, охранять от всевозможных отморозков.
- Хорошо, - наконец проговорил он вслух. - Пусть будет так. Нет никаких возражений. Уж если поступило такое предложение, мы его обсудим и ответим должным образом. Должным образом, - повторил он и поднялся, резко отодвинув стул. Официанта подзывать не стал, хотя тот мгновенно возник в проеме между колоннами. Расплачиваться за обед не требовалось - ресторан не просто находился под кандауровской «крышей», он ему принадлежал.
Юферев пребывал в полной растерянности. Такого с ним еще никогда не было - он не находил никакого объяснения случившемуся. Как и Кандауров в своем ресторане, Юферев сидел в маленьком тусклом кабинете почти в такой же позе - поставив локти на стол и провиснув так, что плечи касались ушей. Перед ним лежал чистый лист бумаги, на листе шариковая ручка с искусанным концом, а под правой рукой стоял телефон. Но куда звонить, кому, о чем спросить? Юферев не представлял этого.
Эксперты в квартире Апыхтина не нашли ни единого чужого отпечатка пальцев. Это говорило о многом - работали жестко, трезво и, самое главное, продуманно. Значит, не случайные забулдыги, позарившиеся на банкирскую квартиру. Убийство совершили ребята опытные. А по тому, как они это проделали, можно предположить - не впервой.
Напрашивался еще один вывод. В квартире был учинен полный разгром: выдвинуты ящики, разбросаны веши, сброшены на пол книги, сдернута со стола скатерть… Юферев сразу понял - создавалась видимость ограбления. На полке лежал неплохой диктофон, его не взяли. Остался в ящике фотоаппарат, обычная «мыльница», но хорошая «мыльница», японская. Правда, исчезли побрякушки из деревянной шкатулки - но это не сбило Юферева с толку. Чтобы ограбить квартиру, вовсе не требовалось сдергивать скатерть со стола или сбрасывать книги на пол. Значит, вывод один - создавалась видимость. А цель - убийство.
- Это мы установили, - пробормотал Юферев и придвинул к себе телефон. Он еще не знал, кому звонить, о чем спрашивать, но что-то сдвинулось в его сознании.
Дверь…
Дверь апыхтинской квартиры представляла собой стальную плиту, затянутую пластиком под кожу. На пластике - ни единого повреждения, царапины, заусеницы. Вывод один - дверь открыли изнутри. Хозяйка открыла, жена Апыхтина.