— Однако, здесь не тепло, — говорит Мишель, — но мы зажжем газовую печь.
Он поворачивает рукоятку, подносит спичку, и синие у основания и белые вверху огоньки, струятся и мигают в решетке камина. Затем Мишель уходит в туалетную комнату, слышно, как шумит вода, шипит пульверизатор, Мишель возвращается в черной с зелеными разводами пижаме, от него пахнет горькими и острыми духами. Ниеса сидит на ковре. Она сняла туфли и чулки и ее коричнево смуглые ноги упираются в цветы и листья ковра, так как если бы это был горячий песок пустыни или твердая, обожженная глина — земля Африки. Ниеса распускает волосы, наматывает тяжелые пряди на руку и оттягивает их назад. Мишель смотрит на эту, вдруг ставшую плоской голову, и на стянутое черным шелком сильное, подтягивающееся к огню тело и опять не понимает, почему эта женщина одновременно желанна и отвратительна. Она подползает к теплу и плоская голова вдруг напоминает ему удава.
— Я не люблю цветных, — говорит Мишель и наливает две рюмки, — но ты другое дело. Ты — другое дело.
— Когда он придет? — спрашивает Ниеса.
— Через пять лет, не раньше, — отвечает Мишель. Он медленно переливает зеленую жидкость из рюмки в рот и смеется. Губы его раздирает смех. Ниеса наклоняет голову, обхватывает руками колени и черные зрачки, не мигая, глядят в подернутые стеклом и влагой глазки Мишеля.
— Ты меня обманул. Он сказал, что придет.
Она качает голову из стороны в сторону, узел волос распадается и черные пряди падают на грудь и плечи.
— Я знаю людей, — говорит она звенящим, металлическим голосом, — я знаю людей, как знает собака или лошадь. Он хороший человек. Человек, который привез меня сюда тоже хороший, но он много кашлял, потерял кровь и умер.
Мишель бросает две диванные подушки на пол. Он берет с собой бутылку и две рюмки, долго выбирает место и садится на ковер рядом с женщиной. Он наливает рюмку себе и женщине, следит за тем, как она пьет маленькими глотками и вдруг ударом локтя выбивает у нее из рук рюмку, хватает ее за волосы и притягивает к себе. В эту же секунду он падает на подушки, опрокинутый сильным ударом в живот.
— Животное, — задыхаясь шепчет Мишель, — ты сумасшедшая!
Она лежит на ковре, опираясь на руки и втянув голову в плечи.
— Животное, — говорит Мишель упавшим голосом, — проклятый удав… Я думал, что ты обыкновенная «poule», ты сумасшедшая. Стоило бы тебя за такие штуки выгнать назад, в колонии. Ты еще смеешься? — он морщится и растирает живот, — ты смеешься? Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда тебя поведут в полицию. И я поговорю с тобой не как Мишель, а как господин старший инспектор Мишель Пти. Глупая тварь.
Он все еще тяжело дышит и гладит живот. Затем медленно поднимается с пола и идет согнувшись к дивану.
— Можешь убираться. У меня нет охоты возиться с тобой.
— Я буду ждать его, — говорит Ниеса, придвигается к огню и смотрит в белые и синие огненные ручейки.
— Дура. Жди, если хочешь. Тебе придется долго ждать. Не менее пяти лет во всяком случае.
— Почему ты сказал пять лет? Скажи, где он.
Она подползает к дивану и ловит его руку, пухлую руку с бриллиантом и сапфиром на безымянном пальце.
— Животное, — успокаиваясь говорит Мишель, — если хочешь знать, он — в тюрьме.
Он видит черные остановившиеся, непроницаемые как антрацит, зрачки и пробует улыбнуться:
— Пять лет он получил за дезертирство. Затем он приехал из России — это тоже чего-нибудь да стоит. Ты этого не понимаешь, глупый зверь.