– Чем богаты…– развела она руками, усаживаясь напротив, по-бабьи подставив ладонь под щеку. Из-под белого платка, слабо стянутого на затылке выбивались жидкие прядки.
– И все же, что за праздник? – нахмурился Коноваленко, опрокидывая стопку в себя. Тепло разошлось по всему телу горячей волной. Он с чувством занюхал рукавом шинели обжигающий спирт и откусил немного хлеба, помакав его в соль.
– Да день рождение у Маруськи этой,– махнула рукой Ирина, куда-то в сторону,– я еще ей говорила, что рано сели, давай, вечера дождемся, начальство из Москвы приезжает. Ковригин – замполит наш с этапом вернется…А она. Нет, давай по чуть-чуть…Вот и вышло!
– По ней заметно, что по чуть-чуть…-улыбнулся Андрей. Он впервые за долгое время вот так вот свободно и легко общался с женщиной, не думая о Валентине.
– А вы…
– Ну да!– подтвердил Коноваленко, уже самостоятельно наливая себе полную рюмку.– Я и есть тот самый хозяин из Москвы!
Спирт расслаблял. Напряжение последних дней, нервы, стресс после измены, все отходило на второй план. Оставалось только легкое потрескивание дров в буржуйке, да эти белесые внимательные глаза напротив.
– Простите нас, товарищ капитан!– смутилась Ирина.– Мы…
– Да, ладно! День рождение есть день рождение…А ты давно здесь?
– Год…До этого в швейном цеху была, а как узнали, что медицинский закончила, так Ковригин наш сюда и направил, в помощь, Маруське. Она-то вообще только санитаркой в больнице районной работала. Ничего не умеет, а врач наш еще полтора года назад умер.
– Умер?
– Зарезали его. За то, что вора одного не спас. Он в ШИЗО месяц проторчал, воспаление легких, оттек, состояние критическое…Ну и…Итог один. А утром и Тимофей Ивановича нашли на крыльце зарезанным. Мол, в отместку…
– История…
– Ковригин ко мне клинья подбивал долго…Вот и сюда запихнул, чтоб поближе была,– вздохнула Ирина, отводя глаза.
– Подбил?– алкоголь расслабил Андрея, позволив задать бесстактный вопрос, который он никогда бы не задал в трезвом состоянии, даже зэчке.
Их глаза встретились. Что-то внутри Коноваленко с треском переломилось, хрустнуло, будто сухая ветка под ногой. Сердце забилось сильнее чем нужно, и он почувстовал горячую волну возбуждения, накатывающую на него с головой. Встал, опрокинув старый колченогий табурет, не сводя глаз с застиранного халатика, будто нарочно застегнутого лишь три нижние пуговицы. Ирина поднялась следом. Ее грудь вздымалась высоко, а тонкие пальцы, непохожие на пальцы заключенной, мелко дрожали, отбивая по столу непонятный такт.
– Нет…– выдавила она из себя, бросаясь вперед, в объятия Андрея, который не отстранился, да и не хотел этого делать. Вместе этого его ладони слепо зашарили по ее спине, а губы впились в тонкую полоску ее призывно открытых губ. Алкоголь, тепло, еда и какое-то наступившее внутреннее упокоение сделали свое дело. Его трясло. Он излишне поспешно, чуть нервно сбросил с себя шинель, тяжело справившись с портупеей. Прижал ее к себе, чувствуя ее призывное тепло. Ирина глубоко и протяжно застонала, подаваясь вперед, отдаваясь в его власть целиком и полностью.
Когда он прижал ее к стене, она лишь тихо подсказала, покрывая его небритое лицо поцелуями:
– Не туда…На стол…
Одним ловким движением Андрей подхватил ее за бедра и усадил на край обеденного стола. С грохотом перевернулась склянка, растекшись прозрачной лужицей на грязном деревянном полу, покатилась следом за ней очищенная картошка и солонка с солью. Он мгновенно освободился от ремня, немного жестким и уверенным движением, скользнув между ее ног.
– Люби меня…Скорее…– прошептала она, чувствуя, как он врывается горячим фонтаном в нее, заполняя до самых краев сладко-томительным ощущением мужчины. Его голова закружилась. У него так давно не было женщины, так давно не было близости. Ну и что, что она зэчка? Что у заключенных все не так устроено? Мелькнула у него в голове мысль. Движения Андрея стали порывистыми, грубыми. Старый стол отчаянно скрипел в такт с ними. Отзываясь в унисон со стонами двух любящих друг друга людей. Тело Ирины и капитана пробила дрожь. Он как можно сильнее вжался в нее, чувствуя женщину каждой клеточкой своего организма. Через пару минут все стихло. Они так и замерли, боясь нарушить наступившую оглушающую тишину, а за окном падал снег…Наступала настоящая зима.
ГЛАВА 11
– Значит, тут вы жить и будете…– сержант провел Валентину до узкого барака, затерявшегося среди нескольких десятков точно таких же, одинаково сбитых из плохо оструганных бревен сосны. Старое, почерневшее от времени и дождей крыльцо, было украшено прибитым к столбу умывальником. Женщина провела рукой по перилам, смахивая с него снег, заглянула внутрь. Вода в рукомойнике замерзла, покрывшись толстой полупрозрачной коркой льда. Усмехнулась и толкнула скрипучую полуоткрытую дверь, ведущую туда, что в деревнях и селах называли сенцы. В них царил полумрак. В углу навалены колотые дрова, разбросанные по всему узкому предбаннику. Об один из лежащих брусков Валя споткнулась, больно ударившись ногой. Негромко, совсем не по-женски ругнуась, распахивая дверь в избу.