Обо всем об этом мне по пути в ШИЗО рассказал Качинский, которому за долгое время следствия по его делу, пришлось побывать в лагерях разного значения и формации. Арест его то отменяли, принося извинения, то снова начинали бесконечные допросы, от которых Лев Данилович устал и согласился написать чистосердечное признание.
– В какой-то момент, Саш, я решил, что так будет проще. Пусть срок идет хоть…Десять лет не так много, но и не так мало, чтобы оттягивать неизбежное. Может быть ты удивишься, но я все еще храню в душе надежду, увидеть свободное небо.
Он поднял вверх голову, на секунду остановившись, жмурясь от мокрых серо-грязных снежинок, падающих с неба плотным дождем, и лицо его озарилось блаженной, почти счастливой улыбкой. Будто свободное небо уже висело надо головой.
– Чего замерли, как бараны, значит!– рявкнул позади сержант Головко. Мы шли в третьей шеренге, позади на нас наскочили, создалась толкучка.– Давай шевелились!
Сержант схватил Качинского за рукав телогрейки и грубо потянул вперед. Строй сломался. Конвоир зычно матерился, пытаясь навести порядок.
– Шевелись, голь перекатная!
Расстерянные, испуганные люди кое-как собрали себя в нечто подобие строя. За всем этим Кислый наблюдал с нескрываемым удовольствием и презрением, находясь чуть в стороне от всех.
– Чего стоишь лыбишься, значит?– заметил его Головко, заталкивая каждого на место.– Ну-ка бегом в строй! Или в ШИЗО захотел?
– ШИЗО нам дом родной, гражданин начальник!– лениво сплюнул на снег Кислов, занимая место со своими корешами в конце колонны.– Ты своими бубенцами на свою Матрену дома звенеть будешь, а здесь уважаемые арестанты идут.
– Я тебе сейчас покажу арестанта знатного, сука!– рявкнул Головко, замахиваясь автоматом на вора в законе. Тот ловко ушел в сторону, пропустив удар совсем рядом с головой, что еще больше взбесило Головко. – Ты чего борзеешь, вошь лагерная? Ты на кого бочку катишь?
Кислый ощерился, приготовившись драться. Присел на полусогнутых, готовый к нападению. По его мягким, почти кошачьим движениям, было легко понять, что шансов у Головко никаких. Правая рука вора иногда склонялась чуть ниже, поглаживая голенище кирзового сапога, готовая мгновенно вырвать находившуюся там финку.
– Только подойди, сука мусорская!– прошептал зло вор, не сводя глаз с сержанта, опешившего и не ждавшего такой реакции от зэка, привыкший к тому, что они в основном покорны и бесправны.
– Ты это брось, Кислов, значит!– не очень уверенно уже сказал Головко.– Тебе с зоны не соскочить! Только срок себе новый, значит, наживешь…
– А мне места понравились, хочу тут лишний трояк покорячиться, начальник…– Кислый дернулся в сторону, сделав обманное движение, заставив отшатнуться в стороны и сержанта, и зрителей.
– Если сейчас нападет,– прошептал мне на ухо с горечью Качинский,– всем в ШИЗО париться минимум месяце…
– Зачем он это?– нахмурился я. Даже дураку было понятно, что из лагеря. Напав на конвоира не сбежать…Кругом вышки с пулеметами, охрана на КПП.