– Я в окно смотрю, а он ее за шею схватил, Кричит сломаю шею! Там лейтенант Ковригин с ними, пара наших…Ну, а я руки в ноги и за вами!
– Молодец, боец! Благодарю за службу,– заторопился капитан,– где это произошло?
– Туточки…В карантине…Она…
– Веди!– коротко приказал Коновлаенко, бросаясь за отдышавшимся солдатиком следом.
Ноги утопали в мокром снегу, но он не ощущал холода, лишь противную тянущую тяжесть в левой стороне груди. Дыхание стало хриплым, прерывистым, все уже не молод…А этот, неодобрительно глянул он срочника, скачет, как сайгак. Что с Валей? Бунт? Подавить? Или просить помощи? Мысли метались в голове, обгоняя одна другую, совсем не поспевая за быстрыми ногами паренька, ныряющего в проулки лагеря, слившихся в одно сплошное черное пятно для Андрея.
– Постой…– выдохнул он, чувствуя, как сердце готовится выпрыгнуть из груди.
– Уже на месте, товарищ капитан,– поправляя шинель, бросил солдат, зачерпывая красной ладонью грязный снег и вытирая выступившие крупные капли пота на лбу.
– Почему…Почему не поднята по тревоге дежурная смена?– рявкнул, оглядевшись Ковноваленко.– Где караул? Где все, мать вашу?! Где Ковригин? Головко?
– Там…– указал рукой на распахнутую дверь карантина срочник, опасливо косясь в ее сторону.
Андрей шагнул вперед, каждый раз преодолевая естественный страх, увидеть в полумраке карантина страшное.
– Выноси эту тварь! Пошевеливайся, бараны!
Ему навстречу двое солдат несли полуголое тело зэка. Руки раскинуты в стороны, безвольно повиснув плетьми, по пальцам сочится тонкая струйка крови, оставляя на грязном снегу красный след.
– Стоять!– приказал Коноваленко, двигаясь к ним. Неизвестно как, у него в руке оказался пистолет. Именно им угрожая, он остановил ошалевших от последних событий срочников. Они замерли, держа на вытянутых руках покойника, голые волосатые ноги которого волочились по земле, прорезая глубокие борозды в первом снегу.
Андрей взглянул на убитого. Посреди лба зияла своей чернотой пулевая отметина. Отверстие еще дымилось, выплевывая судорожно из раны сгустки бордовой крови. Глаза зэка были открыты, непонимающе уставившиеся в вечернее небо.
– Он?– коротко спросил Коноваленко, отворачиваясь.
– Так точно, товарищ капитан!– на пороге карантина появился сам Ковригин, лихо поправляющий сползшую портупею.– Он жену вашу за горло схватил, мол, свободу ему подавай. Пришлось рискнуть…
Лейтенант, явно довольный собой, кивнул на дымящееся пулевое отверстие.
– Не поверите, на стрельбах один раз из десятка попадаю, а тут навскидку, с лета…– Ковригин тараторил, пытаясь унять нервное напряжение последнего часа. Чтобы хоть как-то успокоиться, он закурил, лишь с третьей спички.
– Волчара еще тот! Из работяг, но сидел “ по мокрому”…Жену свою с полюбовничком топором пришил…
– Ты стрелял?– выдохнул Коноваленко, только сейчас понимая, что Валентина благодаря безрассудным действиями политрука на какие-то минуты оказалась на волосок от смерти. Стоило руке лейтенанта дрогнуть или пистолету дать осечку…Думать про это не хотелось. Сразу два чувства схлестнулись в голове у Коноваленко в этот момент. Жгучая злоба на самого себя, что все же несмотря ни на что, он переживает за супругу, и ненависть к Ковригину, который так легкомысленно позволил себе рискнуть жизнью жены своего начальника.
– Товарищ капитан,– Ковригин выбросил недокуренный окурок, словно почуствовав перемену настроения командира.
– Выговор за неполное служебное вы у меня получите…По партийной части обещаю нешуточные неприятности, сразу предупреждаю! – прошипел, сверля взглядом его, Андрей.
– За что?– искренне не понял Ковригин.
– За то, что зэки у вас, что хотят, то и делают! Того смотри и ко мне в кабинет заваляться толпой!
– Я…
– Молчать! Где она?
– Там…– обреченно кивнул Ковригин в темный провал коридора.– Истерика. Ей Бергман что-то вколола…
Ни слова ни говоря более, Коноваленко направился внутрь. Как только он скрылся в карантине. Ковригин решил сорвать злость на так и стоящих с трупом срочниках.
– Чего замерли бараны? Или на “губу” сесть захотелось? Тащите его к рвам! Быстро!
В карантине пахло лекарствами. Остальной этап уже разогнали, еще до прихода Коноваленко, Головко вывел их в отдельный барак, чтобы на маячили на глазах. В комнате были лишь Ирина с Валей.
Супруга сидела в углу комнаты, закрыв плотно лицо руками, рыдала. Худенькие плечи вздрагивали в такт прерывистым рыданиям.
– Ну, тише…Тише…Все же обошлось!– приговаривала Бергман, поглаживая Валентину по спине.– Все прошло! Все уже прошло…