– Ничего особенного товарищ лейтенант,– простецки улыбнулся Коноваленко,– просто я человек здесь новый, хотелось бы завязать нормальные отношения со всеми, в том числе и с комиссаром лагеря…
Немного помедлив, Ковригин рюмку поднял. Понюхал, наслаждаясь ароматом. Да…далеко самогонке Головко до таких напитков. Пригубил и осторожно отставил в сторону.
– И что за вашу дружбу я должен сделать?– уточнил лейтенант, не сводя глаз с начальника.
– Ничего,– улыбнулся Андрей, опрокинув решительно в себя всю стопку.– Ровным счетом ничего особенного…Просто, как друг, посоветовать мне нужного специалиста!
– Специалиста?– нахмурился Ковригин.
– Да, именно специалиста. Видишь ли…Так уж случилось, что молодой офицер и моя жена находятся сейчас здесь, в одном лагере. И я не хотел бы, чтобы из капитанов госбезопасности я стал лейтенантом через их неблагонадежность. Конечно, в своей супруге Валентине Владимировне я уверен, но мало ли что взбредет в голову молодому горячему парню. Будет настойчиво искать встречи, давить на нее, вспоминать прошлое…А это, сами знаете, плохо сказывается на репутации.
– Понимаю…Но…
– Вот поэтому мне и нужен специалист узкого профиля. Ты, как человек, который работает с ними непосредственно, обязан знать таких…
– Боюсь, что, Андрей Викторович, я не смогу вам помочь, если не буду знать имя вашего Ромео,– улыбнулся Ковригин, понимая, что вот она удача, сама плывет ему в руки! Коноваленко сам дает ему на себя такой компромат, о котором карьерист со стажем может только мечтать. И самое пикантное то, что капитан, безусловно, это тоже понимает, но ничего не может с этим поделать. Как мотылек, летящий на огонь, он знает, что там его ждет смерть, но упрямо летит вперед, наплевав на опасность.
– Клименко Александр Сергеевич, прибыл с новым этапом в ваш лагерь.
– В наш лагерь!– подчеркнул с легкой улыбкой Ковригин.
– В наш лагерь…И мне бы хотелось, чтобы он тут задержался ненадолго,– согласился быстро Коноваленко, наливая себе еще коньяка.
В кабинете воцарилось молчание. Лейтенант, сволочь, нарочно тянул время. Хотя готовое решение у него уже было. Хотел пощекотать нервы капитану.
– Клименко…Клименко…– пробормотал он, взяв в руки отставленный коньяк.– За столь короткое время этот зэк стал довольно известной личностью тут. Я имел счастье этапировать этого красавца, а потом наблюдать за его поведением некоторое время. Явно асоциальный элемент! Вряд ли поддающийся исправлению, чуть что сразу в морду.
– И я о том же…– подхватил Коноваленко.
– Дело тут даже не вашей супруге, а в том, что он способен принести нам неприятности. Уж очень норов у него неспокойный…
– Зачем нам неприятности? Будет лучше, если в нелепой драке между сокамерниками…Сами знаете, как часто грызётся между собой это отребье? То чифир не поделили, то руку не подали…
– Клименко на этапе поссорился с вором в законе Кислым, Кисловым! Дело дошло до драки, но я вовремя среагировал. Кислова отправили ШИЗО на месяц. Его «шестерки» на воле, но от них мало толка без лидера. А уж вор такого не простит…
– Я думаю, что гражданин Кислов,– улыбнулся Коноваленко, снова поднимая рюмку в знак заключенного союза,– все осознал и до конца недели должен вернуться в свой барак, верно, товарищ старший лейтенант госбезопасности?
– Думаю, да!– Ковригин залпом опрокинул в себя остатки коньяка и выдохнул, наслаждаясь терпким шоколадным послевкусием. Оба остались довольны итогом переговоров. Комиссар получил убойный компромат на своего начальника, а Коноваленко все же решил, что закрыл раз и навсегда вопрос с Клименко. Два волка сделали вид, что дружат, чтобы при первой же возможности укусить друг друга.
ГЛАВА 18
Я одухотворенный шел по грязной разбитой колее из медпункта, прислушиваясь к отчаянно бьющемуся в груди сердцу. Перед глазами стояло заплаканное лицо Валечки, а все вокруг на какое-то время стало обычной декорацией. Руки помнили ее горячее податливое тело, жадные полные губы, до боли впивающиеся раз за разом в мои собственные. Голова кружилась от предвкушения чего-то незабываемого, счастливого, и лагерь стал каким-то другим, и обстановка менее тягостной, да и люди открытее. Валечка…Валя…
Я был уверен, что больше никогда ее не увижу, что не поцелую и не обниму, не почувствую вкус губ, радость прикосновений, не услышу ее голоса…За что, Господь, мне дал возможность увидеть ее еще раз? Чем я заслужил такую милость? Отец Григорий непременно выдал бы на это, что пути Его неисповедимы или привел цитату из Библии, но я, как настоящий комсомолец, объяснить ничем кроме чуда все случившееся сейчас в медпункте не мог!