А как иначе? Среди десятков тысяч лагерей, разбросанных по всей нашей необъятной Родине, мы попали вдвоем в один! Только чудо, только судьба…Судьба…Эх, сейчас бы пригласить бы Валю в ресторан Центральный, что на Пушкинской у «стекляшки» или прогуляться с ней по бульвару Слинько, наслаждаясь морозным свежим колким воздухом, а потом пойти домой пить чай с малиной, слушать бесконечные рассказы матери про цены и очереди в гастрономе, что соседка тетя Зина опять загуляла от своего благоверного. И жить, жить, жить…Не теряя ни секунды, ни минуты, ни мгновения!
– Эй, фраерок!– окликнули меня со спины так неожиданно, что я вздрогнул, погруженный в свои мысли.
За моей спиной стояли трое крепких зэков в помятых рваных телогрейках, из под ворота которых виднелись синие татуировки. Я осмотрелся, медленно поворачиваясь к ним лицом.
Узкий тупиковый проход, куда я забрел, мечтая о прогулках по харьковским бульварам, заканчивался сараем с наглухо забитыми окнами. На дверях висела покосившаяся обшарпанная табличка «Слесарка» По обеим сторонам прохода расположились стены бараков, в одном из которых гремели чем-то металлическим и разносился аромат свежезаваренного крепкого чифиря. Убегать было некуда…
Кислый…сука…Мелькнула в голове мысль, при виде того, как рука одного из зэков медленно поползла к высокому голенищу правого растоптанного кирзача. Достал-таки…Даже из ШИЗО! Ах, как не хотелось умирать, особенно сейчас, когда Валя оказалась рядом, а десять лет превратились из каторги в нечто более или менее удобоваримое.
– Заблудились, ребят?– улыбнулся я, хотя рука предательски дрогнула. И я ее тут же спрятал в карман. Говорят, что человек, который держит руки в карманах, представляет меньше опасности. Врут, психологи хреновы…– Библиотеку ищете?
Я нарочно выводил их из себя. Пусть бросятся первые, пусть разозлятся. Гнев плохой советчик в драке, а мы уж там посмотрим, как карта ляжет!
– Остряк!– осклабился один из них, чуть стоявший впереди и видимо главный.
– Юморной паренек!– сплюнул второй в сторону, делая шаг вперед, чтобы взять меня в некое подобие полукруга.
– Сейчас мы тебя еще немножко развеселим…
– А чего так? – страх ушел, я должен был драться ради того, чтобы выжить, ради того, чтобы снова увидеть свою Валечку, а все остальное ушло на второй план.
– Не нравишься ты нам,– ухмыльнулся совсем уже мерзко третий,– борзый больно…
– Больно..– пробормотал я, делая шаг им навстречу, ломая и сокращая дистанцию, стремясь ошеломить.
Как я и ожидал, тот, что был по правую руку от меня, попятился назад под моим напором. Замешкался, сбился с шага и дал мне возможность ударить. Быстро, хлестко, как учили в спецшколе. Зубы противника звонко клацнули, и я еще успел увидеть, как глаза его закатываются куда-то под лоб, а взгляд становится вовсе уж бессмысленным.
– Ах ты, сука!– рявкнул второй, оказавшись шустрее своего предшественника. Я только успел обернуться, как острое лезвие финки мелькнуло перед моим лицом, выписывая сложный зигзаг. Рукав обожгла острая боль. А по кисти потекло что-то горячее.
Задел, тварь…Подумал я, понимая, что это кровь. Ушел вправо по касательной, отвесив оглушительный пинок нападавшему в область колено, которое тут же выгнулось в другую сторону, мерзко захрустев. Зэк отчаянно заорал, рухнув, как подкошенный, держась за сломанное колено. Финка со звоном полетела на битый кирпич.
– Ну-ка, иди сюда!– рявкнул я главарю, забыв о порезанном запястье, поймавшим лезвие ножа и про страх, сковавший меня в самом начале драки.
– Конец тебе, сука!– отозвался тот, бросаясь вперед совсем уж по-крестьянски, чуть ли не зажмурив глаза, стремясь попасть расстопыренными пальцами, похожими на сосиски куда-то мне в область глаз.
Увернувшись, я подсек ноги несложным приемом, уложив человеческую глыбу прямо на кирпичи. Бросился добивать, но подумал, что не стоит. В конце тупикового прохода уже появился Головко с двумя срочниками, залаяла овчарка, срываясь с поводка.
– Стоять всем! Ша, скотины!– сержант выстрелил в воздух, неизвестно чему довольно улыбаясь.
Наступила тишина, разрываемая только лишь отчаянными воплями второго со сломанным коленным суставом, да лаем собаки, взбудораженной выстрелом.
– Озорной ты парень, Клименко,– ухмыльнулся Головко, пряча оружие в кобуру,– ни на секунду без присмотра оставить нельзя, значит…Все норовишь кого-нибудь покалечить, да в морду съездить без спроса. Сначала Кислов, теперь Семякин, по кличке Семечка, значит. Ты не маньяк, нет, случайно?