Узкие дорожки, натоптанные, как звериные тропы в лесу, рассекали Темлаг на несколько небольших частей. Самые оживленные «трассы» были утоптанны не хуже асфальтовых дорог, особенно те, по которым водили отряды в промку, а вот путь в ШИЗО не пользовался особой популярностью у обитателей лагеря. Так что пробиваться к Кислову на разговор пришлось по щиколотку в снегу. Сапог с хрустом проваливался по насту, приходилось высоко поднимать ноги, сметая полами шинели недавно выпавшие снежинки.
Барак для проштрафившихся заключенных находился в самом дальнем уголке лагеря, чуть в стороне от остальных. На небольшом пригорке, заметном издалека, как избушка на курьих ножках, расположился длинный, разделенный на три части сарай, сбитый из плохо оструганных досок, сквозные щели в котором были видны издалека. Левее от сарая – пост охраны. В нем постоянно пять солдат и старший наряда. Двое из смены постоянно патрулируют местность вокруг барака. Заступить сюда на дежурство означало попасть в жуткую немилость к руководству лагеря. Сюда обычно ссылали пойманных в карауле пьяных, самовольщиков и прочих неудачников для исправления.
Вокруг барака несколько десятков метров мертвой зоны. Летом она обязательно опахивалась, чтобы в случае побега могли найтись следы, зимой в ней никто нарочно не убирал снег. В итоге возле ШИЗо выросли сугробы почти по окна и лишь на входах оставалась почищенной узкая тропинка.
Мертвую зону опоясывали три ряда колючей проволоки, расположенной в разных уровнях. На отдельных кусках ее для оповещения о попытке побега подвешаны в хаотичном порядке пустые консервные банки, ложки и прочая ненужная утварь. Чуть правее барака громоздилась вышка с пулеметчиком. Правда, сейчас его Ковригин, подошедший к прорезе в колючке не рассмотрел. Может было далеко, а может сволочь этакая, спрятался от холодного ветра за стенами вышки. Не ожидая, что комиссар явиться сюда с проверкой.
Дежурная смена, справедливости ради, бродила вокруг сарая, мирно беседуя о чем-то, завидев его они вытянулись в струнку и браво гаркнули.
– Дежурный по ШИЗО на выход!
Никакой реакции! Двери сторожки оставались закрытыми.
– Дежурный на выход!– обеспокоенно поглядывая на крыльцо, закричали они.
Лишь с третьего раза, выпустив облако сизого пара из дежурки, навстречу Ковригину вылетел сержан Косько, на ходу застегивая распахнутую до пупка гимнастерку.
– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, дежурный по ШИЗО сержант Косько! За время вашего отсутствия никаких происшествий не произошло! По списку три заключенных. Все в наличии! Нарушений режима нет! Докладывал…
– Спишь, Косько?– усмехнулся недобро Ковригин, поправляя ослабший ремень сержанта.– Крепко спишь…
– Никак нет!
– А ведь за это сюда и послан! Наказан! И опять за старое…
– Товарищ…– начал Косько, виновато потупив глаза в снег, оправдываться.
– Ладно, радуйся, что я по делу в твою вотчину…– Ковригин отодвинул в сторону сержанта и шагнул к штрафному изолятору.– Мне нужен заключенный Кислов. Есть такой у тебя?
– Так точно!– рявкнул счастливо вертухай, радуясь, что в этот раз его пронесло и наказания не последует.– Камера номер два! Заключенный Кислов наказан за нарушение режима, драка, срок тридцать суток!
– Ясно…проведи меня к нему.
– Один момент!– Косько было холодно в одной гимнастерке. Мороз крепчал с каждым часом, но попросить минуту подождать замполита, чтобы одеться проштрафившийся сержант, так и не решился. Путаясь в тяжелых валенках, он торопливо двинулся к среднему бараку.
– Как Кислов? Беспокойства не доставляет?– поинтересовался Ковригин, пока сержант суетливо посиневшими пальцами пытался открыть окоченевший замок.
– Им в наших условиях, товарищ старший лейтенант бузить некогда. Не замерзнуть бы до смерти…
Замок щелкнул, открывая вход в полутемный сарай. Косько шагнул в темноту, а следом за ним Ковригин. Осмотрелся…Широкие светящиеся щели были почти по всему периметру, сквозь них со свистом врывался ледяной сквозняк, вяло поднимая пожухлую листву на земляном полу. По деревянному брусу причудливым узором расползся иней. В дальнем углу изолятора стояли грубо сколоченные нары с охапкой сырого сена, распространяющего по всему пространство кислый аромат прелого, особенно ощущаемого на морозе. В другом углу, ближе к двери по правую руку от Ковригина, источая непередаваемую вонь, высилась прихваченная морозом кучка человеческого дерьма.
Когда они зашли в барак, Кислов усиленно пытался согреться. Приседал на месте, дуя на посиневшие пальцы, плотно прижав руки к груди. Заметив вошедшее начальство, он прекратил импровизированную зарядку и выдохнул облако ледяного пара, противно оскалившись.