– Вот и славно!– улыбнулся Качинский, поигрывая пистолетом комиссара.– Одевайся немедленно, не надо нам смуту наводить раньше времени…Нужно, чтобы караул ничего не заподозрил!– бывший белый офицер кинул политруку его форменную гимнастерку и галифе. Тот с ленцой и медленно начал одеваться, но был тут же одернут Малиной:
– Ты тут не балуй…Шансов никаких…
Тут он был прав. Против четверых здоровых мужиков, пусть и истощенных долгим лагерным сиденьем, изнуряющей работой, скудным питанием, шансов не было никаких. И самое главное, что умный лейтенант это прекрасно понимал. Когда форма была одета. Он вопросительно покосился на кобуру, висящую на спинке стула. Только лев Данилыч понял его взгляд и насмешливо улыбнулся:
– Только если так…– пустая кобура полетела в Ковригина, которую комиссар поймал на лету.– Подчиненные и правда не поймут.
Впятером мы вышли из квартиры политрука, стараясь привлекать к нашей довольно странной процессии как можно меньше внимания. Впереди нас шагали, делая понурый вид Мотя и Малина, потом вышагивал бледный, как полотно Ковригин, а замыкали шествие я с Качинским, при чем Лев Данилыч держал свою руку с «тт» в кармане, чтобы в том случае, если лейтенанту взбредет какая-нибудь шальная мысль в голову, он бы от своей пули не ушел .
Смотря на бледное землистого цвета лицо лейтенанта, мне самому становилось не по себе. Господи. Во что мы все влезли? Почему именно на мою долю выпали все эти приключения? Почему именно меня выбрали для агентурной работы заграницей?
На мгновенье в голове мелькнула мысль о том, чтобы кинуть Головко и всю его контору. Сбежать вместе со всеми, найти Валентину и сбежать с ней хоть на край света! Но я тут же ее отверг…НКВД – серьезная организация, с ней шутки плохи, и своих обидчиков она умеет наказывать неотвратимо и болезненно, никакой край мира не спасет. Вон, Троцкий Лев Давыдыч, скрылся в Мексике и что? И там достали ледорубом по голове. Вообщем лучше не рыпаться и выполнять все. Что они советуют, а там, там возможно что-то изменится, ведь Валечка обещала ждать, просила только вернутся, и я вернусь, во чтобы то ни стало вернусь, лишь бы только увидеть блеск ее счастливых глаз и почувствовать малиновый вкус ее нежных губ.
Снег под ногами мягко скрипел. Помимо воли, видимо от волнения, которое легко читалось на каждом лице, мы шагали в унисон, чуть ли не строем. Даже воры приноровились к широкому размашистому шагу, пусть и не строевому, но четкому, как куранты на Спасской башни.
У оружейки Ковригин остановился. Да и мы неловко затоптались, не понимая, что делать дальше. Самый важный и охраняемый объект Темлага представлял собой длинный продолговатый барак, со всех сторон обшитый толстыми металлическими листами. На входе нас встретил часовой, меряющий шагами расстояние по периметру с одной лишь легкой винтовкой «Мосина». Металлическая дверь была прикрыта, лишь смотровое окошко еле заметно светилось тусклым светом лампы внутри.
– Рядовой ко мне!– приказал Ковригин, чуть помявшись. Он с удовольствием сдал мы нас всех, если бы не дуло «тт» смотревшее ему в спину из кармана телогрейки Качинского. Солдат поправил ружье и шагнул к комиссару, переводя настороженный взгляд с Моти на меня, потом на Малину и обратно. Все верно! Для него дико и неправильно, что замполит лагеря расхаживает по нему в такой странной компании. Взгляд паренька метнулся к пустой кобуре, а пальцы скользнули по ремню винтовки. Нельзя было терять ни секунды! Надежда на исконное русское авось не оправдалась. Боец что-то заподозрил. Глаза его метнулись к Ковригину…Но было уже поздно. Малина тенью скользнул в сторону, уходя с возможной линии огня. Его рука с финкой блеснула на солнце серебристой молнией, впиваясь солдатику куда-то в область шеи. Рядовой захрипел, хватаясь за прорезанное горло. Кровь фонтаном брызнула наружу, ноги подкосились, но вор не дал ему упасть. Одной рукой ловко снял с плеча винтовку, а другой аккуратно подхватил падающее тело под руку.
– Сука вы, товарищ лейтенант…– глядя в глаза Ковригину, проговорил тихо Качинский.– А сняли бы его с поста, как положено, жил бы паренек!
– Я…– тяжело и испуганно вздохнул лейтенант.
– Ты! Как будто я не знаю, что часового с поста может снять только начальник караула или лицо его замещающее. Подойдя просто так к нему, ты наделся, что он сообразит обо всем раньше и поднимет тревогу, а нет…
– Я…– попытался оправдаться Ковригин.
– Сука ты!– процедил Лев Данилыч, наблюдая за тем, как Малина с Мотей оттаскивают труп часового за оружейку, оставляя на идеально белом снегу кровавые полосы.– Еще один такой фортель, и ты труп!– он больно ткнул пистолетом в спину комиссара, подталкивая того к запертой двери.