– Сука!– тяжелый подкованный сапог вонзился куда-то в область спины. Роза выгнулась, лежа ничком, громко застонав.
– Розочка!– Марк кинулся супруге на помощь, но ствол автомата уперся ему в грудь.
– Стоять!
Василь с ненавистью вытер с лица кровь. Царапина от ногтей оказалась глубокой и сочилась из раны тонкой струйкой крови.
– Похоже, гражданка Розентшайн, вы оказались в сговоре со своим мужем-антисоветчиком и будете так же задержаны за сопротивление органом госбезопасности,– процедил он, доставая из кармана галифе отутюженный носовой платок. Скрепя зубами, приложил к ране, чувствуя неприятное жжение.
– Это…это бесчеловечно!– выдохнул Марк, вытирая текущие по щекам слёзы.
– Уводите их!– кивнул Василь.
Один из срочников подхватил женщину под руки. От боли та почти потеряла сознание. Глаза её закатывались куда-то вверх, а сознание от удара кулаком терялось. Однако, на лестничной площадке она рассмотрела замершую этажом выше Валентину, наблюдающую за арестом с заплаканными глазами.
– Вот и пришёл наш черед, девочка моя…– проговорила она одними губами так, что эти слова, сказанные на прощание смогла разобрать только сама Коноваленко.
Увидев её, Конопатов злобно ощерился.
– Вы кто такая, гражданка?– недовольно бросил он, останавливаясь на лестничном марше.
– Коноваленко Валентина Владимировна! Жена майора госбезопасности Коновленко Андрей Викторовича,– поджав губы, решительно сообщила она, шагнув вниз,– мы живем над семьей Розенштайн. За что задержаны эти люди?
Фамилия начальника оказала на Василя волшебное действие. Он подтянулся и даже попробовал убрать с лица недовольную мину.
– Я бы не советовал жене столь высокопоставленного чиновника интересоваться такими вещами…– выдавил он из себя, провожая взглядом конвой вместе с четой Розенштайнов, которым даже не дали толком собраться, забрав из дома прямо в домашнем.
– А я бы не советовала советовать жене своего начальника!– коротко отрезала Валентина. Потом она удивлялась, откуда у нее взялась эта сила, так четко и ясно ответить зарвавшемуся лейтенанту.– Отвечайте!
– Враги народа! Приказ подписан вашим же супругом!– он протянул Вале помятую бумажку с ордером на арест.
Валя вчиталась в каллиграфически выведенные буквы. Этот почерк она бы узнала даже среди миллиона других «задержать до выяснения». Сердце куда-то ухнуло. Почему так? Почему единственного её друга, который появился в этом недружественном для нее городе, забрал ее муж? Почему именно так? Сначала мать, потом сын, теперь Роза с ее безобидным подкаблучником мужем…Почему он всех забирает вокруг нее, не оставив ничего взамен?
– Разрешите идти?– Конопатов воспользовался растерянностью женщины и взял под козырек, аккуратно выудив из рук Вали смятую бумажку.
Почему так? Почему страна сама себя уничтожает? Почему умные думающие люди должны жить в страхе? Почему таких, как Роза Розенштайн и ее муж, ничего не замышляющих против советской власти, арестовывают?
Валя даже не заметила, что осталась на лестнице одна. В подъезде царила тишина. Жильцы переживали бурю, молясь лишь о том, чтобы следующими за кем придут стали не они. Коноваленко пошатнулась и схватилась за перила. Идти в магазин перехотелось. На сердце осталась лишь горькая пустота.
ГЛАВА 12
С трудом она поднялась, словно опущенная в воду, на свой этаж. Не с первого раза попала в замок ключом, чтобы отворить дверь. Руки дрожали и не слушались. Перед глазами стояла Роза с разбитым в кровь лицом в одном домашнем халате и исподнем, торчащим из-под него.
Что творится в её стране? Ради этого люди делали революцию, сменяли вождей? Это завещал великий Ленин, когда выступал на первом съезде? Ах, какое было прекрасное время! Какие планы строили люди! О чем думали? Что построят новую жизнь, где не будет угнетения, где не будет страха…А что теперь? Почему все настолько исказилось, что белое стало черным, а черное белым? Почему человек свободный не может говорить в полный голос о том, о чем он думает? Почему вокруг сплошная цензура? Почему ты выходишь из дома и беспрестанно оглядываешься, опасаясь, что вот-вот из-за угла появится «воронок», тебя погрузят в его всепоглощающее черное нутро, и ты просто исчезнешь по чьему-то навету? На судьбе твоих родственников поставят жирный нестираемый ничем крест, клеймо врага народа, а вместо тебя останется лишь скупая строчка приговора «десять лет без права переписки». Был человек и нет человека…За это ли боролись в далеком семнадцатом году их отцы и матери? Этого хотели? Или просто система изменилась, исказилась, сломалась?