Эти простые, но одновременно ужасные мысли, осознание своей жуткой беспомощности перед государственной машиной, поразили Валентину до глубины души. И то, что её муж причастен к этому, что с его попустительства все это происходит, вызвало в ней глубокую волну отвращения. К себе самой, к своему супругу, к их жизни, которая отдает приспособничеством…
– Валечка…– она не заметила, как Андрей зашел в комнату, его крепкие руки обняли ее за плечи, будто пытаясь вырвать из плена этих жутких мыслей. Она брезгливо повела телом, стряхивая их. А может этими самыми руками он только что привел в исполнение приговор доброй и милой семье Розенштайнов. Именно эти пальцы спустили курок.
Коноваленко заметил ее состояние. Они слишком долго прожили вместе, чтобы он не понимал свою жену. Андрей отстранился и присел напротив на корточки. Взял её руки в свои холодные ладони и посмотрел в глаза.
– Я сегодня решил освободиться пораньше,– сообщил он ей, глядя прямо в глаза,– пора и нам осмотреть город, в котором мы живем…Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться немного?
Валентина отстранилась, вставая с табуретки, высвободив свои ладони из его крепких пальцев. Обида от вчерашней ссоры, густо замешанная на сильном эмоциональном потрясении после ареста Розентшайнов, не давала ей находится с ним рядом.
– Что-то случилось?– встревоженно спросил он, твердо решивший помириться с супругой.
– Наших соседей арестовали!– преувеличенно спокойно сообщила Валя ему, отойдя к плите, сделав вид, что занимается готовкой, а на самом деле, лишь бессмысленно переставляя тарелки.
– Соседей?– нахмурился Андрей.– Это каких?
– Прекрасные милые люди,– нервно огрызнулась Валя, не глядя в его сторону,– семья Розенштайнов, Марк и Роза. Она домохозяйка, а он директор магазина.
– Странно…– нахмурился муж, поправляя форму.
– Еще как странно, Андрей!– воскликнула она, выронив одну из тарелок на пол. Фарфор с грохотом разлетелся на кусочки. Оба вздрогнули.– Они ничего не замышляли против советской власти! Ни-че-го! А под ордером на арест стояла твоя подпись…
– Знаешь, сколько таких ордеров мне приходится подписывать в день?– огрызнулся Коноваленко.
– И все эти люди виноваты?– повысила голос Валентина. Одиночество, разлука с сыном, разлад в семье, страх за свою жизнь смешались в одну гремучую смесь.
– Я не знаю....– растерянно пожал плечами Коноваленко.
– А я знаю, что нет! Что вы обычные трусы и ничего большего! Ты руководишь трусами, которые боятся собственной тени!
– Валя…
– Что Валя?! Или я не права? Вы затыкаете рот всем и каждому, который смеет думать не так, как вы! Вы хуже царских жандармов!
– Это тебя наши соседи просветили?– разозлился Коноваленко.– Может там и стоит моя подпись! Может они действительно виноваты! А может и нет! Органы разберутся…
– Знаю я, как они разберутся....
– Надеюсь, ты с ними не успела слишком близко познакомиться?
– А то что?– нахмурилась Валентина.
– Связь с врагами народа порочит звание мое, как офицера госбезопасности, и…
– И что? Нас тоже посадят?– почти закричала Валентина. Из глаз ее брызнули слезы. Она бессмысленно теребила в руках кухонное полотенце.
– Это может очень сильно повлиять на мою карьеру,– заметил Коноваленко, понимая, что говорит не то, что сейчас требуется.
– Карьеру?– разозлилась Валентина.– А что у нас есть кроме твоей карьеры? Может быть семья? Или нормальная спокойная жизнь? Мы только и делаем, что живем твоей карьерой! Она преследует нас! И что толку? Жить в точно таком же страхе, как остальные, но слишком многим жертвовать? Мы меняем города и области, квартиры и дома, а жизнь проходит…
– Валь…
– Я больше не могу так…У меня нет сил!
– Потерпи чуток…Все обязательно наладится!– Андрей шагнул к ней, пытаясь хоть как-то успокоить супругу, но она вырвалась снова из его объятий.
– Мне надоело ждать, Андрей, когда наступит это долгожданное завтра…Я хочу жить в счастливом сегодня.
– Я…
– Извини!– Валентина швырнула полотенце обратно на стол и быстрым шагом выскочила из квартиры. Эти толстые бетонные стены душили ее. Комок слез подкатил куда-то под горло, вырываясь наружу приглушенными рыданиями. Она брела по улице, не разбирая дороги. Прохожие испуганно шарахались от нее, всклокоченной и зареванной. Она сама себе не могла объяснить, что произошло внутри, что сломалось. Просто в миг, когда она увидела арестованных Розу и Марка, ее внутренний стержень не выдержал постоянного одиночества, разлуки с сыном и постоянных переездов, когда она только-только нашла родственную душу тетю Розу, когда вдруг ощутила, что у нее появился человек в жизни, кому интересна ее жизнь, даже в этот момент, работа мужа отняла все. Это было проклятием, преследовавшим Валентину всю сознательную жизнь. Его она вынести не могла. Чувство несправедливости происходящего ломало внутренние границы, меняло сознание женщины, навсегда оставляя позади её по-детски наивные чувства и мысли.