Машину вдруг резко дернуло, словно сорвали ручник. Я повалился вниз, больно приложившись локтем об острый угол ящика. В глазах потемнело, а земля с небом на доли секунды поменялись местами.
– Твою мать, Конопатов!– заорал я.– С ума что ли сошел?
Снаружи хлопнула дверь. Кто-то вылез из кабины, громко охая от боли.
– Сашка! Клименко!– кто же еще, кроме моего друга и начальника? С трудом выбравшись из-за ящиков, я заметил, что все уже снаружи. Напряженно оглядываются, словно ожидают нападения. Срочник даже передернул затвор своей винтовки, которую всю дорогу баюкал, как младенца.
– Здесь я, черт!– я ударился головой о борт, но все же вылез наружу.– Что тут случилось?
Василь топтался возле открытой двери со стороны водителя, тыкая заскурузлым пальцем внутрь. Его лицо было слегка взволнованно…
– Едем, а тут на тебе…Шофер за сердце! Плохо мне плохо! Вижу сейчас врежемся, ну я ручник и дернул…– затараторил он, завидев меня.
– Сейчас…– я бросился к машине, считая себя знатоком сердечных болезней. Моя мать давно страдала давлением, поэтому кое-что я в этом смыслил. Конопатов уступил мне место, пропуская вперед. Усатый водитель полулежал, растекшись по сиденью бесформенной массой. Пустые мертвые глаза смотрели куда-то в сторону и в них застыл самый настоящий ужас.
– Черт! Кажется, он мертв!– прокричал я, запрыгивая на подножку, чтобы проверить пульс. И тут позади меня раздался выстрел. Срочник, попавший на свое первое важное задание, взмахнул руками, подался вперед, теряя равновесие. На спине у него расплывалось красное кровавое пятно.
– Что за…– мой взгляд опустился чуть ниже пояса водителя, и справа я досмотрел аккуратное пулевое отверстие. Никакого сердечного приступа! Он был застрелен!
– Прости, Саня…– я успел обернуться прежде, чем мое плечо обожгла острая боль. Васька Конопатов – мой несуразный друг, немного трусливый, льстивый и вечно всем пытающийся угодить, стрелял мне в спину из своего табельного оружия. Меня швырнуло вбок, как скошенного. Мир померк, словно выключили свет. Перед глазами замелькали картинки, как в кино. Дыхание замерло, отдаваясь болью в левой лопатке. Я все слышал, понимал, но не мог ничего сделать.
– Босяк не подведет, Кол?– раздался совсем рядом со мной, лежащим на земле и беспомощным, голос Конопатова.
– Все будет тип-топ начальник! Не бзди!
– Разгружайте машину, пока никто не спохватился,– подал команду Василий, который если и не был главным в этой банде, то занимал не самое низкое положение в ее иерархии. Ой дурак! Чуть не застонал я. Мы всеми силами искали «крота», ловили банду, а они действовали у нас под самым носом. Васька, мой друг Васька наводил этого самого Кола на конвои с деньгами и драгоценностями, несомненно будучи с ними в доле. В поселке Халтурина они подсунули нам кого-то другого, чтобы усыпить бдительность. Именно агенты Конопатова донесли на эту банду! Господи…Валечка…Какой я идиот! Как я мог так опростоволоситься? А теперь они решили сорвать большой куш! Василь сам разработал план, сам его и претворил в жизнь, посадив вместо солдат своих подельников в машину. То-то срочник, который, видимо, был лишний здесь, так испуганно косился на эти бандитские рожи! Дурак ты Клименко! Дурак и не лечишься! Что теперь будет? Как он объяснит пропажу золотого запаса? Ведь, если я погибну от рук злодеев, водитель и срочник застреляны в бою, то Конопатов останется один, ему и отвечать…Ответ подсказал мне сам Василий, прохаживающийся над моим бездыханным телом.
– Кол, ты шмальни мне в руку что ли со своего «вальтера»! Скажу напали, отбивались, но ранили, потерял много крови…Провалялся без сознания, очнулся, а золота тю-тю!
– Кто ж тебе поверит, Васюта?– рассмеялся налетчик.– Водила убит так, что сразу просекут лепилы, что шмаляли с соседнего сиденья…
– А на переднем сиденье сидел товарищ Клименко! Вот его хладный труп, рядышком… Я за золотом в кузове бдил, чтобы никакая сволочь ни одного слитка,– Вася лениво пнул меня носком сапога так, что у меня замелькали огоньки перед глазами.– Он и в сговоре с бандитами был! И своих налетчиков в машину посадил. Сука одним из словом…– Конопатов усмехнулся.– Тот самый «крот», которого так долго искали.
От несправедливости происходящей вокруг меня чуть не стошнило. Усилием воли я сдержался, чтобы не застонать.