На крупной станции наш вагон обогнали, подцепили к старенькому паровозу и медленно потянули в сторону Темниковского лагеря. Всю дорогу Кислый с дружками бросал в мою сторону многозначительные взгляды, не обещавшие по прибытию лично мне ничего хорошего. Даже Ковригин с сержантом как-то попритихли, негромко сидели за стол, переговариваясь о чем-то своем.
Отцу Григорию я выделил свою робу погреться, удивляясь мужеству этого человека. Мороз мгновенно пробрался по всему телу, сковал замедляя движения. Немного потряхивало. Вагон, переставший отапливаться с широкими дырами в стене, через которые гулял сквозняк, быстро остывал, а он умудрился выдержать таким вот образом почти три часа, пока мы не увидели, что он теряет сознание, а губы уже синеют.
Качинский, наблюдая за нами, предложил меняться, давая погреться отцу Григорию одежду по очереди. Несмотря на идеалогические разногласия Лев Данилович нравился мне все больше и больше своей спокойно рассудительностью и зрелым взглядом на жизнь. Я бы даже несомненно смог бы с ним подружиться, но…
Часа через четыре наш состав остановили на небольшой станции. Определить это я сумел по отсутствию посторонних шумов, которые всегда сопровождают крупные железнодорожные узлы: голос диктора, гудки паровозов, гомон пассажиров… Ковригин вышел из вагона, распахнув двери настежь. Внутрь тут же ворвалось облако морозного воздуха, а Качинский затрясся от холода.
– Встать! Лицом к стене!– прокричал сержант, отмыкая решетку.– По моему приказу построиться в колонну по одному и выходить. Напоминаю, животные, что шаг вправо, шаг влево будет считаться попыткой к бегству, поэтому настоятельно рекомендую идти ровненько, как балерины!
В этот раз он даже не стал заморачиваться с револьвером. Пистолет так и остался у него в поясной кобуре, а навел он на нас новенький ППШ в заводской смазке. Щелкнул затвором и сделал шаг в сторону, чтобы дать нам возможность пройти. Палец на спусковом крючке подрагивал. Глаза напряженно и цепко осматривали нас, готовые среагировать на любое лишнее движение и пальнуть по толпе очередью.
– Не бзди, начальник!– подмигнул ему Кислый, первым шагая вместе со своими шестерками наружу.– Кому ты нужен?
– Пошёл вперед, Кислов! Попытка к бегству штука такая, как хочу, так ее и определяю! Вот решу, что ты надумал оружие мое захватить, яйца отстрелю тебе, что потом говорить будешь?– хмуро буркнул сержант.
Кислый пожал плечами и проследовал с гордо поднятой головой на свежий воздух, за ним двое его личных прихлебателей, или, как говорил презрительно о них Качинский, адъютантов. Далее в дверной просвет отправились Федор с товарищами, громко залаяли собаки, срываясь с поводка и лишь потом мы втроем.
Солнечный яркий свет больно ударил по глазам. После постоянного полумрака вагона, к которому я как-то за это время адаптировался, все казалось болезненно цветным и снежно белым. Неровный строй моих сокамерников уже стоял рядом с вагоном под пристальным взглядом Ковригина и солдат-срочников.
Я осмотрелся по сторонам, стараясь, чтобы это не выглядело излишне подозрительным.
Станция была небольшая. Одноэтажное здание с двухскатной крышей напоминало сказочный теремок из сказки Одоевского про Морозко. Резные наличники, высокое крыльцо, украшенное деревянными перилами, большие светлые окна легкомысленного ярко салатового цвета создавали общее впечатление нереальности происходящего. Вокруг, куда хватало взгляда, простиралось зеленое море леса и железнодорожный путь, уходящий в него словно бы в глубину. Два пути из трех были свободны. Из чего я сделал вывод, что станция поппулярностью у местных жителей не пользуется. На третьем стоял наш вагон, уже отцепленный от паровоза. Возле платформы, где мы выстроились редкой цепью рассположились семеро конвойных, настороженно наблюдавших за нашим поведением.
– Значит так, граждане бандиты, предатели и контрреволюционеры,– прокашлявшись громко и патетически начал Ковригин, пряча свой пистолет в кобуру. Сейчас, под прицелом восьми автоматов и под присмотром трех бешено лающих овчарок, ему нечего было нас бояться,– мы прибыли на станцию Темниково. До лагеря, который вас любезно решил взять и приютить, дальше придется идти ножками, чай, не барины, простите уж гражданин Качинский,– улыбнулся он ехидно Льву Данилычу,– а значит условия прежние…Шаг влево, шаг вправо – расстрел на месте. Идти молча, строем, следовать командам конвоя. Всем все понятно?