– Шире шаг!– прокричал Ковригин, ускоряясь. Догонять его сил у меня уже не было. Я рухнул в снег. Тяжелый труп, словно напитанный талой водой, придавил меня к земле.
– Встать, Клименко!– рявкнул над ухом сержант, пнув меня тяжелым кованным сапогом в бок. Очумевшее от усталости тело даже не среагировало на боль. Даже если бы меня сейчас бы резали по кусочкам ножом, я и то бы не почувствовал.
– Встать, животные!– хлесткие удары прикладов автоматов посыпались на строй, движение которого я застопорил своим падением.– Встать! Идти!
– Отец Григорий…– бросился ко мне Качинский. Ему здорово прилетело в голову. Рассекло бровь, и красная кровь закапала на щеку, но он не обратил на нее никакого внимания.
– Сейчас! Сейчас!– батюшка, подтянув рясу, подбежал следом, выкидывая высоко худые кривоватые ноги.
– Помоги!– труп наконец-то с меня сняли. Я смог вздохнуть спокойно, а кроваво-красный туман глазах слегка подрассеялся.
– Шире шаг, я сказал!– проревел сержант, несколько раз стреляя в воздух из нагана. Непривычные к звукам выстрелов люди шарахнулись в сторону. Кое-кто даже побежал. Залаяли овчарки. Людоедка Коммунара, как бешеная рвалась с поводка, готовая вцепиться в глотку любому кто окажется в зоне досягамеости ее клыков.
– Надо идти, Саша…Вставай…– прошептал мне на ухо Качинский, взваливая на спину себе труп мальчишки.– Батюшка, помоги ему!
Отец Григорий подхватил меня под локоть и потянул наверх. Меня вырвало от нечеловеческого перенапряжения. Закашлялся.
– Давай же…Давай, родной!– твердил мне священник, поднимая с талой земли.
Кое-как ему удалось поставить меня на ноги. Я сделал несколько неуверенных шагов, но после непосильного груза, ноги буквально летели сами вперед. Качинский уже был где-то впереди, далеко, заканчивая спуск. Я поразился его хорошей физической форме, которую не испортило сиденье в лагере и СИЗО.
Этот сумасшедший, никому не нужный бег прекратился у ворот лагеря, где большинство из нас попадали в снег, жадно его запихивая в рот, погибая от оглушаюшей жажды.. Ковригина кто-то попривествовал, еще один сержант, вышедший их встречать.
– Вот этап пригнал, Михалыч!– как будто похвастался лейтенант, поправляя портупею.
– Этап, значит…– проговорил Головко, осматривая суровым взглядом каждого из нас. – А у я начальника нашего нового встретил! С жинкой приехал! Красивая такая, фигуристая…
– Добро! Умоюсь с дороги и на доклад!– кивнул Ковригин.
– Гляжу, значит, у тебя, товарищ лейтенант многие не дошли своими ногами,– махнул он рукой в сторону от строя, где рядышком уложили трупы, которые пришлось тащить.
– Один в побег рванул, а второй сам вскрылся еще в вагоне,– коротко объяснил лейтенант,– вы их к учету и давайте в яр, на погост, чтоб меньше вопросов было у нового начальника лагеря. Темнеет уже…
– А этап?– нахмурился Головко.
– Этап в карантин, как обычно.Докторшу туда, пусть осмотрит этих молодчиков. Дня два помаринуем, а там и в промку их запустить можно.
– Есть!– вытянулся Головко.– Так, значит,– мазнул он взглядом по нашему строю.– Нужны два добровольца! Товарищей похоронить ваших…Есть кто?
В ответ ему было гробовое молчание. Все настолько были вымотаны пешей прогулкой по лесу, плохим питанием, постоянными побоями, что тащится в ночь и долбать кирками мерзлую землю желания ни у кого не появилось.
– Жаль…Жаль, значит,– покачал головой Головко, поглядывая на нас слегка укоризненно.– Жаль, что нет в вас солидарности и сознательности, граждане уголовники. Значит, придется мне самому назначить желающих. Ты, бородатый!
Все взгляды мгновенно обратились к отцу Григорию. Лишь у него в строю была настоящая густая борода. У остальных лишь только отросшая щетина. Тот вздрогнул и сделал шаг вперед.
– Поп, наверное?– подозрительно прищурился Головко, приглядываясь к длинной черной рясе.
– Дьякон, если быть точным!– гордо вскинул седую голову батюшка.
– Вот, заодно и отпоешь!– хихикнул сержант.– И ты, морда уголовная!– ткнул он пальцем в грудь Федора. – Здоровый, как бык! Осилишь!
Тот шагнул вперед, молча и основательно, как и все, что делал до этого. Мысленно я подло обрадовался, что выбрали не меня. Мне было стыдно этой мысли, но сил никаких не было. Хотелось спать и хотя бы чего-нибудь пожрать. Желудок возмущенно бурчал, привыкший к более или менее сносному питанию в СИЗО Харькова.
– Остальных в карантин,– коротко отдал распоряжение Головко. Тогда я еще не знал, что это фраза стала началом нового большого этапа моего пути.
ГЛАВА 10