– Вижу, что ты человек с принципами…Ломать тебя не буду. Захочешь помочь администрации, поможешь сам,– выдохнул Андрей, отходя в сторону, будто бы ничего не произошло и не было этого гневного всплеска,– свободен. Пока…
– Товарищ…
– Я сказал, что заключенный Сизов свободен, лейтенант!– повысил голос Коноваленко, добавив в голос командирские нотки.
– Пошел вон!– недовольно буркнул оперативник, отводя глаза от зэка.
Тот встал, не веря своему счастью, пятясь направился к двери, все еще не понимая, что обошлось…Замер на пороге, сжимая в руках смятую шапку. Руки заключенного слегка подрагивали, выдавая волнение.
– Гражданин начальник…– нерешительно начал он, опустив глаза в пол.
– Свободен, Сизых!– рявкнул Коноваленко, глядя в окно, где по узкой улочке между бараками вели вновь прибывший этап. Полтора десятка измученных тяжелой дорогой, грязных и испуганных мужчин брели по разбитой осенней распутицей дороге. Где-то в глубине души Андрею их было даже немного жаль, но еще больше ему было жаль самого себя. От жуткой несправедливости, глупого и рокового стечения обстоятельств, по которым он оказался в этом самом месте, хотелось волком выть, и это чувство жалости к самому себе затмевало внутри, в сущности добром и открытом, когда-то давно человеке, все хорошее, что было в опальном офицере.
– Гражданин начальник, я поспрашиваю…Только сам…– пробормотал Сизых, бегом выскакивая в промерзший коридор, впуская вместе с чистым и колким морозным воздухом облако пара внутрь оперативной части.
Наступила тишина. Каждый думал о своем…Блинов прикидывал, что непросто будет сжиться с новым хозяином лагеря, в котором сразу видно человека своевольного и авторитетного, а Коноваленко вспомнил, как точно так же всего лишь полгода назад знакомился с сотрудниками УНКВД в Харькове. Конопатов, Власенко, Жидков, Клименко…При мысле о молодом лейтенанте его перекосило, по скулам заходили желваки, все то, что он старался забыть, спрятать где-то на самом дне души, вспыхнуло с новой силой. Он с необъяснимой, плохо скрываемой ненавистью посмотрел на Блинова, пышущего такой же щенячьей молодостью, как и тот…Первый…
– Доложите обстановку в лагере, товарищ Блинов!– зло бросил он, занимая за столом, который несомненно принадлежал оперу. Лениво скользнул взглядом по подшитым аккуратно папочкам с личными делами заключенных, несколько из них сбросил на пол, чтобы не мешали, нарочито грубо и хамовато. Ему хотелось обидеть лейтенанта, унизить, хотя тот, по сути, еще ни в чем перед ним и не провинился, кроме своей молодости и юношеского нахрапа.
– Есть!– вытянулся в струнку побледневший Блинов.– Товарищ капитан государственной безопасности, на данный момент в лагере отбывают заключение порядка пятисот заключенных, осужденных по разным статьям, как уголовным, так и политическим. Сроки разные, контингент в основном политический. С ними проводится профилактическая работа, многие из них сотрудничают с администрацией лагеря. Уголовников меньше, но они сплоченнее, а от того тяжело поддаются контролю. Главный у них Лютаев, тот самый Лютый…На работу выходить отказывается, режим не соблюдает. В данный момент находится в ШИЗО за нарушение режима сроком на месяц. Прибыл этап. Помещен под карантин. Завтра будет обследован нашей медицинской частью. Исполняющий обязанности начальника лагеря лейтенант Ковригин ездил встречать его. Доклад окончил.
Андрей видел, как выдавливает из себя каждое слово обиженный Блинов, как по-детски трясется его нижняя губа, но ничего не мог с собой поделать. Слишком больно еще было от предательства Валентины, слишком мало времени прошло, чтобы рана от ее измены зарубцевалась.
– Как только замполит появится, сразу направьте его ко мне!– коротко приказал Коноваленко, вставая из-за стола. До папки с фамилией Клименко он так и не дошел, остановившись на Качинском.– Я осмотрю лагерь и вернусь обратно! К этому времени в моем кабинете должны быть все личные дела главных смутьянов лагеря, в том числе и тех кто сидит в ШИЗО, а так же сотрудников, как вольнонаемных, так и служащих. Вам ясно?
– Так точно!– браво откликнулся Блинов с каменным лицом.
– Вот и хорошо!– процедил Коноваленко, чувствуя, как спину ему сверлит ненавидящий взгляд молодого Блинова, на которого он сорвался, как мальчишка. Кажется, я нажил себе очередного врага…Подумал он, захлопывая за собой дверь.
В коридоре было пусто. Лишь из соседнего кабинета слышались женские голоса и смешки. Дверь с табличкой «начальник лагеря» он прошел. Еще успеет осмотреть свои хоромы, решив заглянуть в медсанчасть, расположившеюся по соседству в административном корпусе. Прошел до конца коридора, прежде чем зайти к светилам лагерной медицины, где предстояло работать Валентине. Ничего интересного не обнаружил. Комната для допросов, кабинет начальника режима, кабинет начальника оперчасти, его кабинет, операционная, несколько палат и красный уголок, где царствовал Ковригин. Сам кабинет врача был прямо напротив его личного места работы.