До захода солнца — еще несколько часов. Разве ж можно оставить работу? С часу на час ожидали нападения петлюровских банд на город. Скорее, скорее нужно закончить строительство бронепоезда.
И ответ у ребят был один: «Раз взрослые — значит, и мы».
Бронепоезд был почти готов.
Конечно, военные специалисты могли бы придраться ко многому: и толщина брони не та, и пулеметов мало, и пушечки, выглядывающие из бронеплощадок, уж очень стары, изношены. А паровоз — тоже дряхлый, небольшой, и совершенно не защищен стальными листами. Это будет, пожалуй, самым уязвимым местом в составе.
Но что делать? Такое время: одного нет, другого. Командир бронепоезда — бывший флотский комендор Сухоруков, который в сопровождении Ивана Михайловича пришел в мастерские, прямо так и заявил:
— Технических недостатков полным-полно, придется их прикрывать собственной храбростью. Команду нам, братишка, надо укомплектовать знатную.
— Укомплектуем, — ответил Денисов и взглянул на рабочих, стоявших поблизости.
Славке показалось, что Иван Михайлович смотрит именно на них, на мальчишек. Стало страшновато, приближалась напряженная минута: возьмут их или нет? Тут бы в самый раз какую-нибудь бодрую позу принять: нужны вам храбрые люди — вот они, мы!
Но Славка никакой позы не принимал, да и Петро выкатил грудь колесом чересчур поздно: никто в их сторону уже не смотрел.
Сухоруков и Денисов направились к приземистой будке, где кассир выдавал рабочим деньги и талоны на продукты и обеды. Ребята пошли вслед за ними, заняли место в очереди. На этот раз повезло: Иван Михайлович заговорил с ними, весело подмигнул, мол, держи, рабочий класс, первую получку. Главное, не хлопчиками назвал, не ребятней, а этим самым… классом!
Деньги и талоны они положили в карманы не пересчитывая. Все внимание брошено на то, чтобы не упустить из вида Сухорукова и Денисова, переговорить с ними. Но остаться с Иваном Михайловичем с глазу на глаз оказалось делом нелегким: рабочие по одному и группами подходили к нему и к командиру. С неприязнью, почти враждебно, смотрели мальчишки в эту минуту на своих старших товарищей: небось тоже в команду просятся, у них-то шансов больше…
Окруженный людьми, Иван Михайлович весело говорил:
— Еще не так давно в день получки вокруг мастерских осада была. Женщины. Каждая своего караулит. Чуть упустит — все, пиши пропало: муженек полполучки в кабаке оставит. Жена причитает, ребятишки ревут… Весело, одним словом. А сегодня, полюбуйтесь, ни одной жинки за воротами. Доверять нам стали!
— А может, водочка ноне несладкая? — рассмеялся в толпе кто-то.
— Водка всегда хороша… когда от нее подальше держишься, — отпарировал Денисов. — Ну, а ежели серьезно говорить, то скажите, товарищи, кому сейчас охота себя по кабакам растрачивать, когда революцию защищать надо, когда жизнь в стране такая прекрасная намечается! Горя и злости у нас, конечно, еще много, но их не в вине топить надо, а в схватках с врагами.
Рабочие — наверное, и те, кто не против пропустить стаканчик-другой, — одобрительно кивали головами. В словах комиссара была правда.
Потом пронзительно засвистел паровоз, скликая всех на митинг.
Несколько пустых снарядных ящиков были покрыты красной материей — и стол готов. Позади стола стояли Мартынов и Горелик. К ним присоединились Иван Михайлович, Сухоруков, еще несколько человек. Открыл митинг товарищ Мартынов.
Славка и Петро внимательно слушали выступления и в то же время, как взрослые, вытирали плотной паклей замасленные по локоть руки. Рабочие говорили о бандах, о грозящей городу опасности, о бронепоезде. Ему, предлагали они, нужно дать доброе название.
— Какие будут мнения? Как окрестим нашего богатыря? — и Мартынов оглядел всех, а потом взгляд его любовно остановился на бронепоезде.
И тут Петро, неожиданно для Славки, а может, и для самого себя, задорно выкрикнул:
— Всем гидрам — амба!
Кое-кто в толпе засмеялся, остальные молчали. Но раздался голос и в защиту:
— А что, братцы? Чи, може, не амба гидрам и контрам? Безусловно, амба.
Мальчики обернулись и увидели, что эти слова принадлежат тому верзиле, что как-то прохлаждался у водокачки в рабочее время. Петро был готов взять обратно свое предложение: ведь кто его поддерживает? Лентяй, оказывается. Да и Славка укоризненно качал головой: «Эх ты, все дело портишь!»
Впрочем, имя бронепоезду дали другое — «Витязь революции».
Это понравилось всем.
— Что ж, — сказал Мартынов. — Отныне наша стальная крепость пусть называется так.