Она читала письма, написанные в течение трёх лет, проскакивая абзацы религиозных советов, быстро прочитывая высокопарные новости, которые Джон Прескотт, её дедушка по материнской линии, сообщал из Лондона. Она дошла до письма, в котором Мэтью и Марту поздравляли с рождением сына — «основание великого празднования и счастья для всех нас». Она прервалась, попытавшись поймать ускользавшую мысль, и нахмурилась. Ни в одном письме не было упоминания о ней, кроме как общих обращений к «дитятям».
Письма 1625 года ввели новое для неё имя: Кони. В письме за письмом говорили о Кони: «хороший человек», «деловой человек», «Кони написал вам, мы полагаем», «Вы ответили мистеру Кони? Он заслуживает ответа», но ни в одном письме не было ни малейшего намека на то, почему мистер Кони был «деловым» для Мэтью Слайта или Джона Прескотта. В одном письме, очевидно после того как Мэтью Слайт съездил в Лондон, говорилось о «деле, о котором мы договаривались». Какое бы ни было дело, видно, оно было слишком важным, чтобы поручать его письмам.
После 1626 года прекратились напоминания о неспособности Мэтью Слайта управляться с финансовыми делами. Теперь письма говорили о богатстве Слайта, о «Божьей щедрой благосклонности к вам, за которую мы многократно благодарны», и в одном письме с нетерпением ждали «нашего визита в Уирлаттон». Итак, отец где-то между 1625 и 1626 уехал из Дорчестера. Ей должно быть самое большее три года, и она переезда не помнила. Единственное, что она знала, это Уирлаттон Холл. Она бегло просмотрела ещё одну стопку писем, выискивая ключ к внезапному богатству отца, но нигде не нашла. В один год он был торговцем, едва сводящий концы с концами, и в следующий стал владельцем этого огромного поместья с большим Холлом.
Письмо от 1630 года было написано другой рукой, сообщающей о кончине свекра, и на полях письма Слайт написал лаконичное дополнение о кончине свекрови неделю спустя. Короткое объяснение «чума».
Кто-то громко постучался в дверь. Смолевка положила письма и пробежалась пальцами по распущенным волосам. Стук повторился.
— Кто это?
— Эбенизер. Я хочу войти!
— Нельзя, уходи, — она была наполовину раздета, волосы распущены, и поэтому не могла его впустить.
— Что ты там делаешь?
— Ты знаешь, что я делаю. Прибираю!
— Нет! Я слушал.
— Уходи, Эб! Я читаю Библию.
Она подождала, пока не стихли звуки его шагов и недовольное ворчание, и неохотно поднялась на ноги, чтобы зажечь побольше свечей. Она подумала, что Эбенизер может попытаться пробраться в комнату через окно или шпионить за ней через щель в занавесках. В темноте ночи она встала между занавеской и окном, чтобы посмотреть, приведет ли любопытство Эбенизера в сад. В темноте продула свой крик сова, над лужайкой носились летучие мыши, но Эбенизер не появлялся. Она подождала, прислушиваясь, но ничего не услышала. Она вспомнила, как в детстве она много-много раз лежала ночью в холодной кровати без сна, слушая, как становятся громче раздражительные голоса в доме, и детским чутьем понимала, что после ссоры родители выместят свою злобу на ней.
Письма не сказали ей ничего, не предложили никакого объяснения, не упомянули про печать. Остались бумаги, касающиеся математических расчетов, она устало их разложила и снова погрузилась в чтение. Именно над ними видно Мэтью Слайт сидел долгими ночами, именно они заставляли его терзаться в упорной молитве своему Богу. Она с изумлением смотрела на его работу.
Отец верил, что Библия содержит два послания; первое открывается каждому, кто проявляет интерес к чтению, второе спрятано среди чисел, замаскированных в тексте. Как все алхимики старались превратить ртуть в золото, так и Мэтью Слайт старался проникнуть в Божий замысел из Писания.
«Возблагодари за это», начиналась одна страница, и Смолевка увидела, что он начал работу с книги Откровений, где число зверя, антихриста, папы римского, представлялось как 666. Он старался разделить его на двенадцать, что было невозможно, и остался довольным. Двенадцать, казалось, благочестивым числом, и действительно четырнадцатая глава Откровений говорит, что 144 000 человек будут стоять на горе Сион, и отец возбужденно разделил его на двенадцать (апостолов и поколений Бога) и получил ответ 12 000. По каким-то причинам это показалось значительным, поскольку он подчеркнул число двенадцать раз, и продолжил деления. На три, число Троицы, на четыре «поскольку это число концов света» и на шесть, просто описанное как «половина двенадцати».
Но каждому успеху сопутствовала ужасная неудача. Книга пророка Даниила предсказала конец света, кощунство через 2 990 дней после «последнего жертвоприношения». Мэтью Слайт боролся с этим числом и ничего не получил, оно сохраняло свою тайную невредимость, в отчаянии он скопировал строфы из этой же главы Даниила, выражающие крушение иллюзий: «ибо закрыты и запечатаны слова сии до последнего времени»