Час спустя, когда она почти изнемогла и пала духом, жена фермера, управлявшая повозкой, предложила её подвезти. Повозка была нагружена льном, стеблями, шуршащими при каждом шаге лошадей, и хотя лён везли на юго-восток, Смолевка согласилась сесть, потому что в обществе женщины она чувствовала себя в безопасности. Смолевка сказала женщине, что её отправили в Лондон на работу к дяде, и когда женщина насмешливо спросила её, что же она путешествует в одиночестве, Смолевка сочинила историю. Её мать внезапно выгнали из дому. Смолевка — её единственная надежда заработать деньги, и мать умоляла её принять предложение дяди поработать у него. К тому же её мать больна, добавила Смолевка. Она так убедительно рассказала, что жена фермера пожалела её и не оставила Смолевку, когда они добрались до цели путешествия в Уинтерборн Зельстон.
В деревне был перевозчик, оправлявшийся с вереницей мулов в Саусхэмптон, и жена фермера договорилась, что Смолевка поедет с этим человеком и его женой. Перевозчик, как многие путешественники, был пуританином, и Смолевка этому очень обрадовалась. Хоть она и считала, что их религия угнетающая и жестокая, она также знала, что пуритане честные и надежные люди. Жена перевозчика заквохтала, услышав историю Смолевки.
— Бедняжка, миленькая. Тебе лучше доехать до Саусхэмптона, а потом оттуда до Лондона. В наши дни это безопасней.
Свою первую ночь Смолевка провела на постоялом дворе в общей комнате с дюжиной других женщин, и много раз на протяжении ночи у неё появлялось желание вернуться в Уирлаттон. Она представляла себе, как заходит в речку, и течение несёт её к странным пугающим местам, где она не знает, как себя вести. Но мысли о Скэммелле, о его обрюзгшем непрестанном вожделении, о том, что она будет вынуждена стать матерью его детей, придавало ей решимости все вытерпеть.
На холодном рассвете она заплатила за ночлег золотой монетой, вызвав удивление хозяина, выразившегося в виде поднятых бровей, и ей ничего не оставалось сделать, как поверить, что сдачу ей дали правильно. Женская уборная находилась в пустом свинарнике под открытым небом. Все было так странно. В большой листовке, висевшей на стене таверны, говорилось о победе пуритан над королём, поскольку в этой области люди поддерживали Парламент.
Жена перевозчика, оплатив свой счёт, вывела её на улицу, где её муж уже увязывал мулов в вереницу. Они направились на восток, и настроение Смолевки снова взлетело до неба, поскольку она пережила один целый день.
Перевозчик, Уолтер, молчаливый и упрямый как мулы, которыми он зарабатывал на жизнь, медленно шёл впереди, уткнувшись глазами в Библию, жена гордо рассказала Смолевке, что недавно он научился читать.
— Не все слова, но заметь, большинство из них. Из Писания он читает мне замечательные истории.
Весь день небо было затянуто облаками, большими, скопившимся с юга, и днём пошёл дождь. В тот вечер в таверне, на краю Нового леса, Смолевка сушилась перед огнем. Она выпила небольшую кружку пива и придвинулась к Мириам, жене Уолтера, защищавшей её от мужчин, пытающих заигрывать с красивой, застенчивой девушкой, сидящей возле камина. Мириам с досады цыкнула.
— Твоей матери следовало выдать тебя замуж.
— Я думаю, я нужна ей дома, — и тут же испугалась, что Мириам спросит, почему же мать тогда отправила её в Лондон, но жена перевозчика думала о совсем других вещах.
— Это не благодать.
— Что?
— Быть такой красивой, как ты. Ты будишь волнение в мужчинах. Но Господь не сделал тебя гордячкой, и это благо. Но если бы я была на твоем месте, я бы вышла замуж и как можно скорее. Сколько ж тебе лет?
— Восемнадцать, — солгала Смолевка.
— Поздно, поздно. Я-то вышла замуж за Уолтера в пятнадцать, и лучшего мужчины Господь не слепил из Своей глины, не так что ли, Уолтер?
Уолтер, пробираясь сквозь Второзаконие, посмотрел на жену, что-то застенчиво пробурчал и вернулся к своим писаниям и кружке пива.
Смолевка посмотрела на Мириам.
— А у вас разве нет детей?
— Бог с тобой, милочка, дети уже выросли. Господь их вырастил. Наш Том сейчас женится, а дочери на услужении. Вот почему я езжу с Уолтером, поддержать и удержать его от волнений, — она засмеялась собственной шутке, и Смолевка с удивлением увидела, как теплая улыбка смягчила суровое лицо Уолтера. Шутка была явно для них не новой, и скорее ободряла их. Смолевка поняла, что она была рядом с хорошими, добрыми людьми и жалела, что приходилось их обманывать.