Так, под частушки и анекдоты, всей командой пошли провожать для начала Витька - он жил всего-то через квартал от школы. Рукой подать! Но торопиться не хотелось - хотелось, наоборот, придержать шаг, посмотреть на пламенеющие рыже-красные клены, воробьев, затеявших массовый заплыв в большой луже, словно и не осень на дворе, а самая настоящая весна.
Но прохожие почему-то хорошего настроения компании не оценили. Все куда-то бежали, куда-то торопились...
А Дону было хорошо. Просто так хорошо. Он даже рассмеялся - потому что солнце, воробьи, и вообще здорово!
Его поддержал огромный черный пес. От самой бани увязался с ними, бежал рядом - то подставляя уши Арийцу, то толкая лохматым боком Киллера, то трогая носом Донову ладонь. А тут покосился хитрым глазом, задрал морду и подпел Ромке, да так выразительно! Прям натуральный Шевчук со своей «Осенью»[1]. И прилипший к холке рыжий кленовый лист был в тему.
Песий вокал прохожие тоже не оценили. Совсем. Дону даже показалось, что пса не видят и не слышат: черная тварь ростом Дону по пояс нарезала круги вокруг компании, пела во всю собачью глотку, но никто не шарахался и не возмущался, почему собака без намордника.
И без поводка.
И без ошейника.
Какая-то блондиночка в блестящем плащике и с мокрым цветастым зонтиком-тросточкой чуть не наткнулась на пса, недоуменно посмотрела под ноги и его спокойно обошла, словно ей прямо в лицо не выдали настоящую оперную руладу. Компании веселых парней внимания досталось чуть больше: Ромке блондиночка кокетливо улыбнулась и пошла дальше, цокая шпильками по блестящему после недавнего дождя асфальту.
Наверное, желтый лист и блондиночка подвигли Ромку перейти с матерных частушек на ДДТ.
Осень.
Небо.
Корабли.
Романтика!..
И ровно на «жгут корабли» черный пес сел посреди тротуара, поднял морду к небу и тоскливо завыл. Тут же из ближней подворотни со всполошенным карканьем вылетело несколько ворон и послышались странные звуки. Словно удары, приглушенная ругань...
От неожиданности Дон замолк и остановился.
А прекрасный вечер резко перестал быть прекрасным и стал холодным, мокрым и тревожным.
Опасным.
Остальные ребята тоже вмиг замолчали. Остановились. И уставились кто на пса, кто на темный провал подворотни.
Там дрались. И явно нечестно.
А раз нечестно дрались - надо было помочь.
Сжав в кармане тяжелый брелок, Дон рванул на звук. Ариец с Киром - вместе с ним, едва не опережая. Остальные следом.
Прежде чем Дон добежал до подворотни, по ушам ударил вой: на этот раз тоска в нем была такая, что хоть вешайся. И ему откликнулись голоса - низкие, высокие, жалобные и захлебывающиеся. Словно все собаки Питера завыли разом.
Наверное, именно этот вой Дона и спас.
Потому что он затормозил за миг до того, как прямо перед ним пролетел камень, брошенный из подворотни. Дон увидел лишь бесформенный силуэт какого-то оборванца: тот бросил камнем - и нырнул обратно, в темный зев; оттуда послышались ругань и топот нескольких пар ног.
Надо было испугаться.
Но страха не было.
Ни страха, ни осторожности, только что-то безымянное, что погнало вслед за убегающим бомжом: вперед, догнать гада, помочь жертве!.. Еще бы оружие!
Взгляд упал на ржавый прут, валяющийся перед самой подворотней. Дону остро захотелось поднять его, почувствовать в руке привычную тяжесть шпаги...
О пруте он тут же забыл - потому что увидел, наконец, кого эти гады били.
У решетки, перегораживающей вход во двор, лежал человек.
Уже мертвый.
Живой человек не может лежать в такой изломанной позе и лицом в луже.
Все прочее Дон окинул быстрым взглядом и признал несущественным: распахнутую калитку в решетке, через которую удрали двуногие крысы, заставленный машинами внутренний двор, лезущего через забор в соседний двор бомжа. Удрали - и плевать, а вот тело...
Смотреть на него не хотелось, но не смотреть было невозможно.
Ему проломили голову. Кирпичом. Он валялся тут же, покрытый кровью, грязью и чем-то еще отвратительным.
Это же отвратительное, серо-кровавое, виднелось сквозь дыру в черепе.
Дон с трудом сглотнул вязкую горечь, напоминая себе: блевать не время. Он отвечает за Семью.
- Назад! - скомандовал Дон.
Ребята, не успевшие добежать до трупа, остановились.
Сам же Дон шагнул вперед, медленно и осторожно.
Его смущал запах.
Поверх обычной для подворотен помоечной вони пахло больницей. Хлорка. И кислота. И еще что-то - резкое и совершенно здесь неуместное.
Взгляд метнулся от трупа вокруг.
Хозяйственная сумка - разодранная. Осколки бутылки с яркой этикеткой. Рассыпанный порошок - стиральный, из надорванного пакета.