И по улице проезжает такая знакомая и родная оранжевая поливальная машина.
Поливальная машина обогнала их с псом и замедлила ход, включила щетки. Под ее бодрый шум Виола и вышла на набережную.
Нормальную, современную, совершенно пустую Университетскую набережную. Вон Адмиралтейство на другом берегу Невы, справа собор...
Словно в ответ ее мыслям ударил колокол, и звон поплыл над темной водой. А звону отозвался плеск.
Громкий, ритмичный. Неправильный. Река так не плещет. Только если весла...
Весла? Рыбак на рассветной Неве? Чушь какая, не может тут быть рыбака...
Виола покрепче сжала песий загривок и, почти забыв про больную ногу, подошла к самому парапету, перегнулась - взглянуть. И ахнула.
Совсем близко к парапету плыла гондола. Самая настоящая венецианская гондола, только не современная, а старинная, как на картинах. И гондольер был - как на картине, в старинной одежде, будто случайно заплыл с венецианского карнавала. На мысль о карнавале наводила не только одежда, но и маска: самая настоящая баута.
Захотелось ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться - это все сон. Ладно, разрушенные дома. Мало ли что могло в темноте померещиться, даже этот... с рыбьими глазами... тоже, наверняка просто показался. Но гондольер-то явно был реальным! Таким же реальным, как асфальт под ногами, как звук шин за спиной и туристический лайнер у причала на той стороне Невы.
Мимо Виолы прошуршали шаги. Легкие, игривые и абсолютно тут неуместные.
Она обернулась.
Позади по-прежнему расстилалось пустое шоссе, если не считать первых машин, летящих куда-то по своим утренним надобностям. Четырехрядное. На километр в обе стороны.
Теперь шаги слышались от реки.
Виола обернулась снова. И увидела ее - Коломбину! Ослепительно-яркая Коломбина в украшенной хрусталем и синими перьями полумаске шла вниз по лестнице, к самой воде. Вот чуть повернула голову, подмигнула Виоле, приложила палец к губам - к явно накрашенным губам.
Уф. Не галлюцинация. С чего бы галлюцинации красить губы? И не сон: во сне не бывает настолько холодно и не болит подвернутая щиколотка. И чихать не хочется.
Наверное, местные ролевики развлекаются с утра пораньше, пока некому их обсмеять.
И ладно. Просит Коломбина не приставать - не будем приставать. Домой надо. Срочно!..
Подумала - и осталась на месте. Любопытство, как известно, не порок. Холодно, конечно, до стука зубов, но простуда Виоле и так уже обеспечена, а когда еще такое увидишь?
Неудержимое воображение немедленно подсказало, что за серенаду будет петь этот гондольер: «А ты стоишь на берегу в синем платье...»
Непременно голосом Трофима!
Коломбина тихонько, словно колокольчик прозвенел, рассмеялась. А гондольер в самом деле запел про синее платье голосом Трофима:
- И, распахнув свои шальные объятья, ласкает нас морской прибой-бой-бой... - И почему-то очень обиженно посмотрел на Виолу.
Черный пес рядом фыркнул и боднул ее головой: иди, не отвлекай людей.
Виола послушалась. В самом деле, было ужасно холодно, и в носу хлюпало, а в горле першило. Сейчас бы горячего молока с медом и корицей, как делает Франсуа! И булочек, мягких свежих булочек!
Она брела наперерез редким машинам, держась за холку черного пса, а перед глазами так и стояли эти булочки, и красный колпачок, и даже слышался сердито-укоризненный голос старого лютена:
- Как же так, мадемуазель Виола, в такую сырость, и в тапочках!..
Внезапно стало так зябко и жалко себя, что она хлюпнула носом... и едва не упала, натолкнувшись на что-то... на кого-то...
- О-ла-ла, мадемуазель, вы совсем замерзли! - сказали таким родным и знакомым голосом, а красный колпачок обиженно закачался прямо перед ее носом. - Что я скажу мессиру Жану?!
«Франсуа! Ты нашел меня! Наконец-то!» - хотелось крикнуть ей, но от облегчения она разрыдалась, обняв старика и уткнувшись в его пахнущую ванилью и лавандой макушку.
А он поглаживал ее по спине, бормотал что-то утешительное, и пустая набережная вместе с далекой песней гондольера растворялась, таяла в теплом молочном тумане... и было так хорошо, тепло и спокойно, кто-то мохнатый и горячий сопел рядом, привалившись к ее боку...
Сначала сопел, а потом стал прыгать, и трясти ее за плечо, чего-то требовать и звать странным и неправильным именем...
- Киллер, да просыпайся ты! Киллер!..
[1] Стихи С. Никифоровой, больше известной как Алькор.
[2] Моя прелесть (итал.)