— Ник, — начала она, кашлянув. — Относительно прошлой ночи...
— Ты о чем?
— Мне действительно понравилось «Приятное времечко у Чарли».
— Я знал, что тебе понравится.
И что теперь? Нужно действовать решительно — просто спросить обо всем прямо.
— Ну а потом что было? — Она опустила глаза на свою ночную рубашку, выглядывающую из-под халата.
— А ты не помнишь?
Она помотала головой и подняла на него глаза. От его взгляда ей стало не по себе.
— Очень интересно.
— Хорошо, я поняла. Мы будем играть в двадцать вопросов. Как я сюда попала?
— Часть пути ты плелась сама... Часть я тебя нес. — Он встал поодаль от стола, на его губах играла улыбка. Засмущавшись, она прикрыла глаза.
— Хорошо. — Тяжело вздохнула. Она должна узнать. — К-кто раздел меня?
— Это были не маленькие эльфы, — проговорил Ник медленно. Он поставил кружку рядом с собой, и она заметила, что его рука дрожит. Рот плотно сжат, щека дергается.
Она вздохнула и подперла ладонью подбородок. Он видел ее без одежды. Она не могла решить, расстраиваться или нет.
— Скажи мне прямо. Я... Мы были...
— Келли. — В его сдавленном голосе явно ощущалась нервозность. — Я никогда бы не позволил себе воспользоваться твоим состоянием.
— Но почему? — прошептала она.
У нее что-то не в порядке? Но она почти не изменилась с тех пор. Может быть, он наказывает ее за то, что она оттолкнула его той ночью? Она взглянула на него — его лицо было жестким.
— Просто я бы не... — И осекся. Его брови сошлись на переносице, а глаза заволокло дымкой. — Это не из-за тебя. Ты тут ни при чем, — охрипшим голосом проговорил он и вдруг стукнул ладонью по столу, так что Келли вздрогнула. — Это все не для меня. Забудем об этом. Ладно? — Он обошел вокруг стола и направился к двери. — Я иду на пляж.
Келли еще долго не могла сдвинуться с места после его ухода. В его письмах никогда не сквозила эта горечь. Но они были написаны до смерти Мери-Элизабет. Он не представлял, как глубоко ранит его смерть жены. Может быть, эта утрата что-то убила в нем?
Приняв душ, Келли натянула на себя купальный костюм и зашагала к морю.
Оглядывая прибрежную полосу, она заметила на фоне воды ярко-голубые плавки Скотта. Он занимался серфингом. По-видимому, океан был не таким холодным, каким казался. Прямо напротив Скотта, там, где вода набегала на песок, она увидела две темные склоненные головы. Она подошла поближе. Ник и Брэд копали, пересыпали и утрамбовывали мокрый песок. Вокруг были разбросаны ведра, совки и какие-то орудия труда с длинными ручками, которые — она могла в этом поклясться — были извлечены из кухонного шкафа.
Она бросила свое полотенце в нескольких футах от них и села посмотреть, чем они занимаются. Мальчик был поглощен рытьем траншеи. Ник увидел ее. От ее взгляда не укрылись его поджатые губы. Настроение у нее совсем упало.
Брэд провел рукой, испачканной в песке, по лицу. Он несколько раз моргнул и закричал:
— П-па, мне в глаза песок попал.
— Без паники. — Голос Ника был тихим и сдержанным. — Не открывай глаза. И не три. — Он обратился к Келли: — Будь добра, принеси полотенце и набери немного воды в то ведро.
Она подала ему полотенце, взяла ведерко и подошла к воде. Вчерашний бурный прибой сменился безвольным штилем...
Она обернулась. Темные ресницы Брэда были усыпаны крупинками песка. Она смотрела, как Ник осторожно вытирал лицо мальчика.
Он держал ребенка за подбородок и осматривал его личико.
— Можешь плакать, сынок. Слезы все смоют. — Он взглянул на нее, а потом опустил краешек полотенца в воду, которую она принесла. — Спасибо.
— Пожалуйста. Что-нибудь еще?
Ник покачал головой:
— Думаю, все уже в порядке.
И тут Брэд опять потянулся к глазам грязной рукой.
— Не надо!..
— Брэд!..
Выкрики Ника и Келли раздались одновременно. Мальчик потерся щекой о плечо.
— Господи, ну вы д-даете. Я знаю. Я же не м-маленький. — Он вскочил, побежал к воде и ополоснул руки.
Ник пошел за ним и снова осмотрел лицо мальчика. Без стеснения и неловкости он убрал волосы со лба сына и поцеловал его в макушку.
Как удивительно, что такой большой, сильный мужчина может быть таким нежным и заботливым. Навернувшиеся слезы обиды обожгли Келли глаза. До нее он едва дотрагивается. Но он любит своих детей. С ними он держится открыто и непринужденно. Отыщется ли когда-нибудь в его сердце местечко и для нее?
Подошел Ник и в шутку брызнул на нее водой, а потом отдал ей полотенце.
— Тебе нужно нанести защитный крем. У тебя нос уже краснеет.
— У меня нет крема.
Он указал на темное пятно на берегу:
— Наше покрывало там. Я купил тебе средство против солнечных ожогов.
— Зачем?
Он потрепал ее по щеке.
— Потому что, моя маленькая златовласка, скоро ты будешь похожа на вареного рака.
Она пошла с ним и опустилась на покрывало. Он уселся рядом и, вытянув длинные ноги, открыл коричневый флакон и выдавил на ладонь густой белый крем. Она почувствовала кокосовый парфюмерный запах.
—Сними очки и не двигайся. Если я пропущу какой-нибудь участок, ты будешь похожа на енота.
Она сделала так, как было велено. Ник нежно намазывал крем на ее щеки, втирал его. За его спиной солнце сделало попытку пробиться сквозь тучи, и Келли зажмурилась от его сияния. Она наблюдала, как Ник старательно покрывает кремом каждый дюйм ее кожи. По ее телу начало разливаться тепло. В этот момент, когда он за собой не следил, у него был такой же вид, как тогда, когда он возился с Брэдом.
Почему-то это возродило в ней надежду. Она поняла, что этот мужчина способен на глубокое чувство, он показал это своим отношением к мальчикам. И ее он тоже немножко любит, даже если она того и не заслуживает.
Неожиданно Ник стянул майку через голову, вывернув при этом наизнанку, и бросил на покрывало.
— Я иду купаться с Брэдом.
Келли вновь охватила тоска.
— За что, Боже? — прошептала она. — За что мне это все?
— Келли, успокойся и спи.
Ник стиснул зубы от неудержимого желания, которое охватывало его всякий раз, когда она поворачивалась. В темноте он мог видеть на постели рядом с собой лишь очертания ее тела под ночной рубашкой. Но мысленное представление о ней в тон розовой маленькой рубашке будоражило его кровь.
— Не могу. У меня болят ноги, — тонким, словно у обиженного ребенка голосом отозвалась она. — Когда они под простыней, кажется, что я засунула их в печку.
Ее ноги были ярко-красного цвета, но он был способен обращать внимание только на то, какие они стройные и красивые, и думать только о том, как приятно было бы провести по ним рукой. Он призвал на помощь всю свою выдержку.
— Та зеленая грязь из аптеки не помогла?
— Нет — извини. Тебе пришлось за ней специально ходить.
— Это не важно. Я переживаю только из-за того, что ты мучаешься. Но я же говорил...
— Пожалуйста, не повторяй: «Но я же говорил». На мне была рубашка.
— Короткая рубашка.
— Казни меня, судья. Я забыла, что ноги тоже могут сгореть, и теперь, терплю чертовские муки.
— Боже правый! Кажется, я в первый раз слышу из твоих уст ругательство.
— Будешь меня донимать, еще услышишь. — В темноте послышался ее смех. — Думаю, когда все время имеешь дело с тремя мужиками, невольно опускаешься на их уровень.
— Да, похоже на то. — Он задумался над ее словами. — Это, видимо, для тебя действительно тяжело. Ты всю жизнь провела в окружении женщин. А тут вдруг сплошные ящерицы и стирка.
— Как ты думаешь, Гудини там нормально поживает? — Из темноты донеслось ее хихиканье.
Эти звуки, казалось бы, такие ребяческие и безыскусные, задевали каждый его нерв.
— Донна сказала, что будет за ним присматривать. — Он тоже засмеялся. — Никогда не забуду выражение твоего лица, когда я предложил тебе его подержать. Ты, по-моему, была уверена, что он вцепится тебе в горло.