Ник вздрогнул. У него промелькнула та же мысль — это его вина. Он знал, что в этих язвительных словах есть правда, и страдал от того, что видел боль и разочарование в ее глазах. Он ненавидел себя за то, что разбил ее мечты, но не мог остановиться. Единственный выход — заключить ее в свои объятия, а это как раз то, чего он любой ценой должен был избежать.
— Как насчет ребенка? — повторил он ее вопрос. Измерил шагами кухню, повернулся и пошел в обратном направлении. — Конечно, он у тебя будет.
— А что будет с нами? — Она обхватила себя руками, будто пытаясь защитить своего ребенка от его ледяного тона.
— Нет никаких «нас». Это то, что я тебе пытаюсь объяснить с того самого дня, как привел тебя сюда. По большому счету и тебе так будет спокойнее. Уж я-то знаю.
— Ты счастлив, Ник?
Вопрос прозвучал так тихо, что он едва расслышал его из-за стука сердца и шума в ушах. Когда Келли закусила губу, чтобы унять дрожь, он чуть было не утратил остаток самообладания.
Труднее всего оказалось просто стоять столбом в попытке скрыть от нее, что делается в его сердце, умолчать о том, как он всегда мечтал о большой семье, пока железная воля Мери-Бет не разрушила эти мечты. Не мог же он признаться ей, как мечтает иметь дочь, рыжеволосую малышку с голубыми, чуть раскосыми, как у матери, глазами. Он не мог дать ей такую власть! Вместо этого Ник опрокинул в себя остатки бренди в надежде, что это поможет забыться.
— Такие... отношения... ты в самом деле этого хочешь? Тебе этого достаточно? — Она поднялась.
— Должно быть достаточно.
— Ну, тогда мне тебя жаль. — Ее взгляд на мгновение встретился с его взглядом.
Будто какая-то пелена упала на ее глаза — блеск исчез, сияние испарилось. Он никогда не думал, что способен чувствовать чужую боль острее своей собственной. Она удалилась в свою бывшую комнату и закрыла дверь.
Ник прикрыл глаза. Смотреть, как она уходит, отгораживаясь от него, было невыносимо.
Он услышал голоса в коридоре. Мальчики вернулись домой. Нужно рассказать им новость. Их нужно успокоить, объяснить, что недомогание Келли вызвано самыми естественными причинами. Но сейчас он был не в состоянии это сделать.
Мальчики ворвались на кухню.
— Привет, п-па. — Брэд направился прямиком в кладовку.
— Привет, па. — Скотт устремился к холодильнику.
— Как кино, парни?
Их ответ не дошел до сознания Ника. Он был занят своими мыслями, одновременно прислушиваясь к звукам в соседней комнате.
Будто угадав его мысли, Келли, медленно отворив дверь, вошла в кухню. Она засунула смятый носовой платок в карман джинсов. Темные круги залегли у нее под глазами, и бледность испугала его, но она выглядела спокойной. Келли ни разу даже не взглянула в его сторону, она вышла только из-за мальчиков.
— Привет, парни, — Ее голос слегка дрожал. — Как кино?
Скотт сел за стол и отхлебнул молоко прямо из пакета.
— Скукотища.
Она потерла руками глаза, будто от боли.
— Какая-то глупая любовная история. Там совсем не было крови.
— А я думала, ты по горло сыт сценами насилия после того случая в школе. — Ее губы слегка изогнулись в улыбке.
Скотт дернулся и развалился на стуле.
Ник вынул тарелки из буфета, удивляясь, как легко Келли находит с мальчиками общий язык. Она была словно создана для материнства — излучала тепло и радушие, располагала к доверию. Ему всегда с трудом удавалось найти с сыновьями контакт.
Когда ужин был разогрет, а стол накрыт, они сели за него все вместе. Ник не спускал с Келли глаз, но она так ни разу и не взглянула на него. Он заметил, что Брэд, морща свой гладкий лоб, с беспокойством наблюдает за тем, как она ложкой гоняет еду по тарелке.
— Почему ты не ешь, мам?
Ник взглянул на Брэда. Он впервые слышал, как мальчик называет Келли мамой.
Келли моргнула и подняла глаза на Брэда.
— Я просто не очень голодна, миленький.
— Ты больна? — Голос Брэда слегка дрожал.
Даже если он сам и не будет в ней нуждаться, то у Брэда и Скотта все иначе. Они привязались к ней, и Ник знал, что он должен сказать им. Он откашлялся.
— Есть новость, которую вы, парни, должны знать. — Краем глаза он заметил, как Келли напряглась, почувствовал на себе ее ошеломленный взгляд.
Скотт поставил пакет молока на стол.
— Мы зальем каток на заднем дворе?
— Нет, гораздо лучше, — засмеялся Ник.
— Что может быть лучше этого?
— Келли ждет ребенка. Поэтому она и устает и у нее нет аппетита.
— Ребенок? — Скотт выпрямился на стуле. Брэд разинул рот.
— Да, ну вы знаете, это такие маленькие люди, которые только едят, спят и кричат.
— Я знаю, что это такое, папа, но не верю своим ушам. Я ведь в высшей школе.
— Спасибо за напоминание, — сказал Ник сухо. — Только я не вижу связи одного с другим.
Брэд, поднявшись со стула, переминался с ноги на ногу.
— Мне не терпится рассказать моим д-друзьям. Можно мне позвонить Эрику, мам?
— Позвони из кабинета. — Келли смотрела, как мальчик выбежал из комнаты. Нежный, любящий взгляд смягчил ее черты. На мгновение Нику захотелось ощутить такой же взгляд на себе.
— Когда это должно случиться?
Ник удивился, как ему самому не пришло в голову спросить об этом. Оба выжидательно посмотрели на Келли.
— В июне, — сказала она.
— Значит, летом. — Скотт внимательно оглядел ее. Он на мгновение задумался. — Ну что ж, достаточно времени, чтобы привыкнуть к этой мысли.
Келли поднялась и, обойдя стол, приблизилась к Скотту. Когда она наклонилась, чтобы обнять мальчика, из ее глаз хлынули слезы.
— Это лучшее, что ты мог сказать.
Секунду потерпев ее ласку, тот отстранился.
— Да, но знаешь, я бы солгал, если бы сказал, что в восторге от этого.
Она кивнула и, вытащив из кармана платок, высморкалась.
— Не переношу телячьи нежности. — Скотт поднялся со стула. — Позовите меня, когда будет готова индейка.
Келли завернула кран в раковине, пока Донна чистила подгоревшую кастрюлю. Окно запотело от тепла кухни. На улице температура все понижалась, угрожая снегопадом. Еще месяц назад Келли бы с трепетом предвкушала белоснежное Рождество — ее первые праздничные дни в кругу собственной семьи, чудесную возможность побыть вместе с любимым человеком. Но равнодушие Ника исключало всякую возможность чудесной зимней сказки вместе с ним.
Донна перестала скрести кастрюлю и тыльной стороной руки отбросила со лба светлую прядь волос.
— Теперь мне понятно. Ты пригласила на День благодарения только Эрика и меня, поскольку знала, что я посчитаю себя обязанной помочь тебе с мытьем посуды.
— Ну вот, мой секрет и раскрыт, — попыталась улыбнуться Келли.
— Ты в общем-то и не обязана ничего мыть. Все приготовила, а сама едва дотронулась до еды.
— У меня в последнее время плохой аппетит. Я беременна.
Донна улыбнулась:
— Похоже, курс обольщения для продолжающих уже ни к чему. Это тоже способ. Ты счастлива?
Келли, уставившись взглядом в раковину, покачала головой.
— Ник его не хочет.
— Не верю.
— Он мне сам сказал. — Келли подняла глаза на подругу.
Донна казалась озадаченной.
— Соврал. Теперь, когда я знаю о ребенке, мне все стало ясно. Его поведение говорит о том, что он хочет его.
— О чем ты? Что он такого сделал?
— Когда ты начала вытаскивать из печи индюка, он рассердился, а потом сделал это сам. Этот парень так тебя оберегал, поддерживал, так порхал вокруг тебя, что мне даже захотелось как-нибудь поддеть его. Теперь я знаю, почему все это. — Донна снова принялась за кастрюлю.
— Ты ошибаешься. Он не хотел, чтобы нас что-то связывало. И правда, зачем ему это? Он сказал, что никогда не любил Мери-Элизабет. А тогда как он может любить меня?