Поэтому немудрено, что такой человек, как Брендон О’Брайан, быстро проникся к своему клиенту искренней симпатией. Но сколько Брендон ни пытался, он так и не сумел ответить самому себе на вопрос: «Где скрытая пружина этой странной натуры?» Мысль эта продолжала будоражить его, заставляя снова и снова искать общения со своим подзащитным.
Кларк был из числа тех заключенных, кто приносит руководству тюрьмы одни беспокойства. Уже будучи приговоренным к смертной казни, он не изменил своим привычкам и, коротая последние дни в камере смертников, продолжал донимать надзирателей бесконечными придирками, уличая их в неправомочных действиях, в нарушении своих прав и настаивая на прибытии независимых комиссий. Он постоянно чего-то требовал, выпрашивая массу совершенно ненужных ему мелочей и поблажек: от коврика на стене и розовых роз на столе до любимых фруктов. Притом что на свободе Кларк не испытывал особой тяги ни к роскоши, ни к излишествам и привык довольствоваться в жизни гораздо меньшим. Похоже, что изводить охранников просто доставляло ему удовольствие.
Как ни странно, но адвокату Стивен просьбами почти не досаждал, за что Брендон, продолжавший регулярно наведываться к своему подзащитному, был ему от души благодарен.
И сегодня, накануне казни, Брендон О’Брайан считал своим долгом посетить Кларка.
— Ну что? — спросил он сидящего на постели Стивена. — Опять ущемляют твои права человека?
Тот кисло посмотрел на него, по-жонглерски катая на ладони спелый персик:
— Это хорошие персики, но не те, что я просил.
— Здесь тебе, однако, не ресторан, — заметил Брендон.
— Когда я был совсем маленьким, у нас был чудесный сад — из одних персиковых деревьев… Мне казалось, что их целый лес! И я тогда думал, что на всей земле растут одни только персики… — задумчиво проговорил Стивен.
Брендон пристально поглядел на него. Ему хотелось бы сейчас спросить и больше, но он ограничился вопросом:
— Вспоминаешь детство?
— Нет. Я предпочитаю вообще ничего не вспоминать. Зачем? Хорошее — жалеть, что не вернешь, плохое — душу бередить.
— О чем ты сейчас думаешь? — все-таки не удержался Брендон.
— Так… о разном… А лучше сказать — ни о чем.
— Неужели ты не думаешь о завтрашнем дне?! — изумленно воскликнул О’Брайан.
— Брендон, — поднял на него глаза Кларк, — завтра я отправлюсь туда, куда все мы без исключения рано или поздно отправимся. Только каждый из нас почему-то считает, что с ним это произойдет еще очень-очень нескоро, так нескоро, что неизвестно, произойдет ли вообще, и, как часто бывает, в этой уверенности он на следующий же день умирает… В нашем мире это проще, чем в первобытной стае! Вся разница между мной и тобой, Брендон, в том, что ты не знаешь часа своей смерти, а я знаю. Мне легче… К тому же я надеюсь, что путешествие в мир иной окажется достаточно увлекательным.
Брендон чертыхнулся:
— Ты говоришь о предстоящей казни, как о загородной прогулке! Это невыносимо!
— Невыносимо для кого — для тебя?
— Это кощунство перед теми, кто прошел этот путь раньше!
Стивен пожал плечами в ответ.
— Тебе вообще приходилось испытывать какие-нибудь человеческие чувства: сожаление, раскаяние, отчаяние, страх? Похоже, они тебе мало понятны! — запальчиво произнес Брендон. — Можно подумать, что тебе совершенно нечего терять в этом мире!
— Отчего же…
— Ну что именно? Назови.
— Я не хочу об этом говорить! — отрезал Стивен.
Брендон почувствовал, что на этот раз допустил бестактность:
— Прости…
Оба замолчали. Но Кларк был не из тех, кто обижается по пустякам, и через минуту заговорил снова:
— Брендон, я ведь имею право на последнее желание?
— Ну, если это не будет переходить границы разумного, я думаю, твою просьбу удовлетворят.
— Это не будет переходить границы. Я хочу сегодня заказать сюда ужин при свечах.
— При свечах?
— Хороший ужин, — продолжал Стивен, — из лучшего ресторана, с дорогим вином. Ужин на двоих.
Брендон дико посмотрел на него.
Стивен удивился его реакции:
— Ты разве не составишь мне компанию? Что же, я буду пить как свинья один?
— Может быть, для тебя еще и девочку заказать? — сострил Брендон.