— И было еще одно… — снова заговорил Стивен, голос его теперь звучал глуше, — что ей никогда не простится. По ее сатанинскому сценарию погиб человек… мой друг… я боготворил его с детства… и она это знала… Эдди был всего на год старше меня, но тот блестящий набор человеческих качеств, которые его отличали, делал его между нами двоими непререкаемым лидером. И особо ценными из этих качеств в моих глазах были два, которых мне недоставало тогда и обладать которыми я поставил своей целью, а именно: способность ничего не бояться и ни о чем не сожалеть!
Брендон посмотрел с нескрываемым удивлением:
— А мне казалось, что это у тебя врожденное. Ты, по-моему, и сам так говорил.
— Не помню… может, я когда и блефовал… Несомненно одно: кем мы стараемся казаться, тем в результате и становимся. Но ведь речь сейчас не обо мне…
Стив обхватил рукой подбородок и снова замолк — то ли не мог собраться с мыслями после того, как Брендон перебил его, то ли проживал заново минувшее. Прошла еще минута или две, прежде чем он произнес:
— …Его убили… из-за денег… немалых денег… которых он не только не присваивал, но даже в глаза не видел.
— И ты предполагаешь, что тут была замешана твоя жена? — вставил Брендон. — Мне кажется, ты ошибаешься: в подобных делах все так просто не случается.
Стив метнул на него взбешенный взгляд:
— Я рассказываю тебе не предположения, а факты! И не спрашиваю твоего мнения на этот счет!
Повисла напряженная пауза. Стив сидел, закусив свои пухлые губы так, что они вдруг исчезли, и рот превратился в узкую щель. Взгляд его остановился на одной точке, отчего лицо сразу стало непривычным, злобным. Брендон почувствовал холодок под ложечкой и впервые подумал, что именно такое лицо могло быть у Стивена, когда он убивал…
— Хорошо… я расскажу тебе еще один случай, — тяжело вздохнув, сказал Стивен, черты лица его сразу разгладились, — после этого мы с ней расстались. Мы не жили вместе уже несколько месяцев, но виделись регулярно. В тот день она пришла ко мне и заявила, что беременна. Мне это было безразлично, ведь я знал, что это не мой ребенок. Шейла попыталась убедить меня в обратном, бубнила что-то невнятное. Я не перебивал ее, хотя не совсем понимал, чего она от меня хочет. «Стив, мы должны начать все сначала!» — наконец сказала она. «Для того, чтобы я стал отцом чужого ребенка?» — спросил я. Шейла не стала мне возражать — думаю, она и сама плохо представляла, кого из своих многочисленных партнеров собирается осчастливить. Она сразу же стала говорить о том, что никогда не хотела разрыва, а этот вечер мы непременно должны провести вместе — он станет началом нашего примирения. Сам не знаю, как ей удалось уговорить меня. Мне упорно не хотелось никуда идти, и она потащила меня почти силком. Мы вышли на улицу, было жарко, хотя солнце уже клонилось к закату. Шейла взяла меня под руку, мы миновали два или три квартала, завернули за угол и зашли в небольшой ресторанчик. Народу там оказалось немного, звучала тихая музыка — в общем, было вполне уютно. Но на душе у меня скребли кошки, и я только о том и думал, чтобы вечер этот поскорее закончился. Не помню, что мы там ели-пили, но не прошло и получаса, как Шейла изрядно набралась. И очень скоро я горько пожалел, что поддался на ее уговоры: она начала меня изводить и вести себя как последняя шлюха. В результате мне пришлось в прямом смысле выдирать ее из чьих-то похотливых лап. В ту драку я ввязался только благодаря ей. Их было человек пять-шесть — сплошной салажняк. Один из них очень кипятился и грозил раскроить мне череп. Разбираться мы вышли на улицу. Реальным же противником для меня оказался только один парень, который сыпал приемами направо и налево. Я был намного сильнее, и ему было меня не одолеть. Но решающим аргументом стал нож, который я не успел выбить из его рук. Он полоснул меня им по животу — не глубоко, но метко — так, что уже в следующую секунду я оказался на земле. А еще через секунду вокруг не осталось ни участников драки, ни зрителей. Шейла стояла до этого рядом и, по-моему, с явным удовольствием наблюдала за происходящим. Теперь она подошла ко мне, наклонилась и взяла мою руку в свою. «Позвони в скорую, — попросил я ее, — я ранен, мне нужна помощь». — «А если не позвоню?» — сказала она, играя моими пальцами. «Шейла! Хватит! — взмолился я. — Мне плохо. Я могу умереть. Позвони скорее!» — «О, это интересно… посмотреть, как ты будешь умирать: медленно, долго…» — прошипела она, и глаза ее засверкали. Потом отпустила мою руку, поднялась и отошла на шаг. «Замечательно! — сказала Шейла, нахально улыбаясь. — Ты так картинно выглядишь сейчас — не передать! Как в кино. Давно не видела ничего подобного». — Она подхватила свою сумочку, стоявшую на тротуаре, помахала мне рукой и удалилась, покачивая бедрами. Она была не настолько пьяна, чтобы ничего не соображать… Я оклемался довольно быстро и первое, что сделал, — пошел и оформил развод с ней. Как ни странно, Шейла не имела ничего против — видимо, у нее в это время была на примете какая-то рыба покрупнее. Но это, к несчастью, не означало, что она оставила меня в покое. Следующие два года она продолжала методично изводить меня, угрожать, шантажировать ребенком. И я знал, что это будет продолжаться до конца дней — моих или ее… Я готов был убить ее в любую минуту, каждый раз, как только она появлялась на пороге. И, может, никогда не сделал бы этого, но… так получилось… Я ни о чем не жалею.