В пятницу 12 мая Президент Трамп написал твит с предупреждением мне и своим тридцати девяти миллионам подписчиков: «Лучше бы Джеймсу Коми надеяться, что нет ‘плёнок’ наших разговоров, прежде чем начинать давать утечки в прессу». Это показалось мне странным. Он угрожал мне? У меня не было планов говорить с прессой или давать утечки секретной информации. Всё, что я хотел, это выбросить из головы Дональда Трампа, так что я не стал тратить время на обдумывание, что бы это значило. Вместо этого я оставался в доме, спал, делал зарядку и избегал собравшуюся в конце проезда к моему дому толпу СМИ.
Во вторник 16 мая мы с Патрис планировали проскользнуть мимо прессы и на несколько дней выбраться из города. Тем утром я проснулся примерно в 2 часа от мысли: твит президента меняет мой взгляд на то, как относиться к нашей встрече 14 февраля 2017 года, когда он выразил «надежду», что я прекращу расследование в отношении его бывшего советника по национальной безопасности Майка Флинна. Хотя я написал несекретную заметку о том разговоре, мы с руководством ФБР на этом застряли, так как это было бы моим словом против слова президента. Мы не отказались от её выполнения, а вместо этого решили придержать её — и не доводить до сведения следственной группы, чтобы президент не оказывал на них влияния. Мы смогли ещё раз обдумать это, когда в Министерстве юстиции решали, как они будут осуществлять руководство расследованиями в отношении администрации Трампа и России, после того как генеральный прокурор сделал самоотвод. Но этот твит о плёнках всё менял, подумал я, лёжа там в темноте. Если есть записи моих разговоров с Президентом Трампом, то появится подтверждение того факта, что он сказал, что хочет, чтобы я прекратил расследование в отношении Флинна. Это больше не будет моё слово против его. Если есть запись, то будет слышно, как президент Соединённых Штатов говорит мне в Овальном кабинете: «Надеюсь, ты сможешь оставить его в покое».
Я лежал в кровати, обдумывая это запоздалое открытие. Я мог оставить всё как есть и надеяться, что руководство ФБР увидит то, что увидел я в твите Трампа о записях, и что они начнут давить на Министерство юстиции, чтобы получить эти записи. Возможно, ФБР даже подтолкнёт Минюст к тому, чтобы назначить независимого прокурора, чтобы добиться этого. Возможно, я мог бы довериться тому, что система сработает. Но я доверился системе несколькими годами ранее в вопросе о пытках. Тогда я доверил генеральному прокурору донести до Белого дома озабоченность нашего министерства политикой в отношении пыток на встрече, на которую меня не пустили, но ничего не случилось. Теперь я не собирался снова сделать ту же ошибку. На этот раз я мог и собирался что-то сделать, потому что, по иронии, благодаря Дональду Трампу теперь я был частным гражданином.
Я доверял ФБР, но я не доверял тому, что руководство Министерства юстиции при нынешних генеральном прокуроре и заместителе генерального прокурора будет поступать правильно. Было нужно что-то, что может заставить их поступать правильно. Теперь, когда я был частным гражданином, я мог что-то сделать. Я решил, что подниму эту историю в СМИ, предав гласности указание президента от 14 февраля, чтобы я прекратил расследование в отношении Флинна. Это могло заставить Министерство юстиции назначить специального прокурора, который мог бы тогда отправиться за записями, о которых сделал твит Трамп. И хотя мне был запрещён доступ в здание ФБР, у меня дома надёжно хранилась копия моей несекретной заметки о его просьбе.
На рассвете утра вторника я связался со своим хорошим другом Дэном Ричманом, бывшим прокурором, а ныне профессором юридического факультета Колумбийского университета. Дэн с момента моего увольнения давал мне юридические консультации. Я сказал, что собираюсь послать ему одну несекретную заметку и хотел бы, чтобы он поделился содержанием этой заметки — но не самой заметкой — с репортёром. Я считал, что если сам сделаю это, то вызову безумство прессы — как минимум у моей подъездной дорожки — и мне будет трудно отказаться от последующих комментариев. Я бы, конечно, сказал правду, если бы меня спросили, сыграл ли я в этом какую-то роль. Сыграл. Мне пришлось. Чтобы было понятно, это не было «утечкой» секретной информации, неважно, сколько раз политики, политологи или президент назвали это так. Частный гражданин может легально делиться с прессой несекретными подробностями разговора с президентом, или включать эту информацию в книгу. Я верю в силу прессы и знаю, что Томас Джефферсон был прав, когда писал: «Наша свобода зависит от свободы прессы, и та не может быть ограничена без риска быть потерянной».