– Что я сказал тебе, когда мы начали работать вместе?
– Никогда не лги мне. Говори все как есть.
Он кивает.
– Все верно.
Какое-то время мы просто молчим. Поле окутано темнотой, в небе ярко сияют звезды. Вдалеке поднимается легкий ветерок, унося остатки дыма к деревьям.
– Да, я устала, – говорю я. Мой голос не более чем шепот. – Ужасно устала.
Впервые в жизни мистер Харт видит мои слезы.
Уже поздней ночью я наконец добираюсь до своей небольшой лесной хижины со старой, повидавшей так много сезонов черепицей, но с прозрачными, словно хрусталь, окнами. Только сквозь них в мое скромное жилище проникает свет, поэтому я протираю их с какой-то одержимостью. Хижину построили полвека назад для местного смотрителя, но он женился и уехал из школьного городка, а домик пустовал много лет. Пока не приехала я.
Стряхнув паутину с потрескавшегося побеленного потолка, я отмыла стены, и теплые деревянные доски снова заиграли красками. Но сколько бы я ни убиралась в домике, затхлый запах так никуда и не исчез. Впрочем, я уже привыкла к нему.
Проходя мимо общежитий, где разместили остальных учеников, я иногда спрашиваю себя: уйдет ли когда-нибудь боль? Раньше я жила вместе со всеми летами, но после гибели Никки руководство школы заставило меня переехать в хижину за садами.
Поначалу мне было очень горько. Когда я покидала общежитие, где мы жили с Никки, мне казалось, что я снова ее потеряла. Но я знала, почему не могу оставаться там.
Когда умирает тот, кого ты так сильно любил, умирает и частичка тебя, способная на любовь. И ты переезжаешь в хижину подальше от других, чтобы подобное не повторилось.
Я толкаю дверь, и пол скрипит, когда я вхожу внутрь. Джош ждет меня, сидя за рабочим столом. Сумрак лежит рядом с ним, мурлыча и прижимаясь черной головой к нему.
– Что ты здесь делаешь?
– Сегодня моя последняя ночь. Хочу провести ее рядом с тобой. – Джош чешет Сумрака за ушком и добавляет: – И с тобой, Сумрак.
Когда Джош устает, его акцент становится сильнее. Завтра он улетит в Англию, и мы больше не увидимся.
Он приехал сюда три недели назад на занятия по лесным пожарам. Он не стал слушать никаких предостережений обо мне, потому что слишком высокомерен, а я не стала его останавливать, поскольку знала, что не влюблюсь.
Возможно, несколько лет назад да, могла бы, но не сейчас.
К тому же сегодня равноденствие, и когда осень придет на смену лету, все нежные чувства к Джошу тут же растворятся без следа. Такова жизнь высшей ведьмы – со сменой сезонов меняюсь и я.
Завтра утром мои чувства к Джошу исчезнут, как раз к тому времени, когда он улетит в Лондон. Но пока еще лето, и сейчас больше всего на свете я хочу тепла его тела.
– Тогда оставайся, – говорю я.
Я беру Джоша за руку, и он делает три шага вместе со мной к постели, притягивает меня к себе и касается губами моей шеи.
До этой минуты я даже не понимала, как сильно нуждалась в этом, нуждалась в нем. Я закрываю глаза и отпускаю тяжесть этого дня. Она будет ждать меня завтра, но сейчас я лишь хочу ни о чем не думать, отбросить снедающее чувство вины, все тревоги и ожидания, которые полностью занимают мои мысли.
Я притягиваю Джоша к себе на кровать, и под весом его тела забываю обо всем. Еще на одну ночь я могу притвориться, будто страшное одиночество не изъедает меня. Еще на одну ночь я могу притвориться, будто помню, что значит любить. И быть любимой.
И я притворяюсь.
Темнота наполняется нашим тяжелым дыханием, переплетением рук и жаркими поцелуями, и когда луна достигает вершины в небе, Джош уже спит, лежа рядом со мной.
Осеннее равноденствие начнется через семь минут.
Через семь минут и одну секунду действительность обрушится на меня. Моя магия переменится, чтобы слиться с осенью, и я стану кем-то другим.
Внезапно меня охватывает гнев, жгучая ярость пронзает с головы до ног. Я опасна, а моя магия причиняет вред близким. Неужели этого мало? Но нет, со сменой сезонов и я невольно меняюсь, и частички меня уносятся прочь, словно листья, подхваченные течением реки.
Кожа становится горячее, а дыхание – быстрее и прерывистей. Изо всех сил я пытаюсь успокоиться, но что-то внутри меня надламывается. Как же я устала терять других.
Терять себя.
Солнце притянет меня к осени, как луна притягивает море, вызывая приливы и отливы.
В груди все сдавлено. Боль такая глубокая, такая пронзительная. Мне кажется, она проникает даже в Джоша.
Еще четыре минуты.
Мне больно, потому что я пытаюсь лежать неподвижно, совершенно неподвижно, чтобы Джош не увидел, как я мучаюсь. Он поворачивается и покрепче притягивает меня к себе.