– Как он топтал виноград.
– Ах да. Ну, а когда пир закончился, я все-таки вспомнил, как звали прекрасную итальянку. Ее звали миссис Смит.
– Он что, еще раз женился?
– Вряд ли, не успел бы. Озадаченный, я принялся соображать. Должно быть, у него два круга друзей: одни знают его жену в городе, другие – любовницу, ее он тоже называет женой. Иного объяснения я не находил, слишком умен Смит, чтобы слыть двоеженцем. И все же есть здесь какая-то загадка.
– Дальше, дальше, – с нетерпением перебил младший.
– В тот же вечер Смит в превосходном настроении подвез меня до станции. По дороге он спросил:
– Ну, что вы думаете о моих женах?
– Женах – во множественном числе? – в свою очередь спросил я.
– Да, черт возьми, во множественном, – ответил он. – За последние три года у меня их было аж двадцать – причем каждая следующая лучше предыдущей. Двадцать, посчитайте, двадцать! Вот. – Мы уже подъехали к станции, и он достал маленький, но пухлый фотоальбом, протянул его мне, посмотрел в глаза и засмеялся. – Да нет, я не Синяя Борода, и нет у меня подвала, набитого старыми театральными сундуками, в которых покоятся мои былые супруги. Посмотрите!
Я листал альбом, страницы мелькали передо мной, словно кинокадры. Блондинки, брюнетки, рыжие, обыкновенные, экзотические, предельно высокомерные и столь же кроткие – все они улыбались или, напротив, хмурились. Сначала я совсем обалдел, а потом стал вглядываться: в каждой из них было что-то ужасно знакомое.
– Смит, – сказал я, – ведь нужно быть очень богатым, чтобы содержать всех этих жен.
– Богатым? Да нет же. Посмотрите внимательнее.
Я еще раз перелистал альбом и глубоко вздохнул. Все стало понятно.
– Есть миссис Смит, красавица-итальянка, я ее сегодня видел, она – подлинная и единственная миссис Смит, – сказал я. – Но, с другой стороны, женщина, с которой я общался в Нью-Йорке две недели тому назад, тоже подлинная и единственная миссис Смит. Отсюда я делаю вывод, что это одно и то же лицо.
– Верно! – закричал Смит, гордый моей проницательностью.
– И все-таки быть этого не может! – выпалил я.
– Может, – оживившись, начал объяснять он. – Моя жена – удивительная женщина. Когда мы познакомились, она была одной из лучших актрис на Бродвее. Но я страшный эгоист и поставил ей условие: либо она бросит сцену, либо мы расстаемся. Нашла коса на камень, но страсть перевесила: она сделала театру ручкой и села в мое купе. Первые шесть месяцев нашего брака земля не только двигалась – она сотрясалась. Но все же было ясно, что рано или поздно такой негодяй, как я, начнет поглядывать и на других, а другие, словно чудесные маятники, раскачивались неподалеку. Жена видела, как я на них взирал, и как раз в это время театр снова обрел над ней власть. Я застал ее однажды всю в слезах за чтением рецензий из "Нью-Йорк тайме". Это конец! Разве могут существовать рядом не находящая сцены актриса и петух, плотоядно взирающий на несушек?
– Однажды вечером, – продолжал Смит, – я открыл окно, чтобы проводить взглядом уплывавшую вдаль пышнотелую Мелбу – сквозняк закружил по комнате старую театральную программку, жена ее подхватила. И эти два маленьких события словно вдохнули жизнь в наши отношения. Она вдруг схватила меня за руку:
– Актриса я или не актриса?
– Да.
– Ну что ж, тогда хорошо.
– Она сказала, чтобы я дал ей ровно сутки и в это время не появлялся – что-то, видно, задумала. Когда на следующий день в грустный час – так называют сумерки французы – я вернулся домой, жены не было. А ко мне тянула руки смуглая итальянка.
– Я подруга вашей жены, – сказала она и набросилась на меня, принялась кусать за уши, бить под ребра. Я пытался ее остановить, но вдруг, заподозрив неладное, заорал:
– Какая подруга, это же ты! – И мы оба от смеха повалились на пол. Это была моя жена, но с другой косметикой, другой прической, другой манерой держаться.
– Моя актриса! – сказал я.
– Твоя актриса! – засмеялась она в ответ. – Милый, кем ты скажешь, тем я и стану. Кармен? Хорошо, я буду Кармен. Брюнхильдой? Почему бы нет? Выучу роль, войду в нее, а когда тебе надоест, сыграю еще кого-нибудь. Я начала посещать танцкласс – скоро научусь сидеть, стоять и ходить тысячью различных способов. Занимаюсь сценической речью и учусь на курсах Берлица. И еще хожу на дзюдо в клуб "Ямадзуки".
– Господи, – вскричал я, – это еще зачем?
– А вот зачем, – и бросила меня вверх ногами в постель.
– Итак, – сказал Смит, – с того дня я зажил десятком жизней. Бесконечной чередой, словно в восхитительном фантастическом спектакле, проходили передо мной женщины всех мастей, размеров, темпераментов. Обретя для себя настоящую сцену – нашу гостиную – и меня в качестве зрителя, жена осуществила наконец свое желание стать величайшей на свете актрисой. Слишком мала аудитория? Вовсе нет! Ведь мои пристрастия без конца меняются, и я рад любой ее новой роли. Моя натура ловца прекрасно гармонирует с широтой ее таланта перевоплощения. Видите, меня заарканили, а я чувствую себя свободным, потому что, любя ее, люблю весь мир. Это и есть высшее из блаженств, друг мой, действительно высшее из блаженств!