– Это ужасно! Тебя посадят в тюрьму!
Баббер вздохнул, крепко схватил ее за загривок своей ручищей и придвинул к иллюминатору.
– Там внизу только песок, сладкая моя. Никаких тюрем, вообще ничего. Просто там стоит один городишко, и всем владеет шейх. Каждым козлом, каждым человеком, каждой женщиной, каждой кучей дерьма. Он владеет всем этим бардаком. Что же, я могу оставить тебя там внизу, и пусть он решает, как ему с тобой поступить. Либо ты сделаешь так, как решил я, и я заберу тебя назад. Тебе будет о чем писать, да еще ты получишь алмаз, – я пока что не видел, чтобы ты выпустила его из рук. А у меня будет контракт. – Он замолчал, погрузившись в размышления.
– Что говорить заранее, – снова заговорил он умиротворяюще. – Старина Хамид, наверное, получил свежую партию девочек из Марселя. Может быть, он еще ничего от тебя не захочет. Мы туда только на два дня.
Клоувер долго молчала. Наконец она решительно подняла голову.
– Ты никогда не говоришь серьезно, – сказала она, стараясь казаться храброй. – Это просто одна из твоих нелепых детских шуточек. Я не верю, что камень настоящий.
Баббер уже почти уснул, и лицо его смягчилось, расплылось, по обыкновению, став похожим на пуддинг.
– Он настоящий, – сказал он сквозь сон. – А для меня нет ничего важней, чем делать деньги.
– Но зачем? – прошептала Клоувер. – Ты уже так богат, что даже не знаешь точно, сколько у тебя денег.
– Неважно. Почему бы мне не стать еще богаче, – пробормотал Баббер.
Он захрапел.
Глава 5
В лагере за обедом тянулся вялый разговор. После отъезда Баббера Кэнфилда – он должен был отсутствовать весь следующий день, а, возможно, и дольше, – общее настроение сникло. Все недоумевали, зачем они здесь.
В создавшемся положении на правах представителя хозяина всегда доброжелательный Жоржи Песталоцци усиленно пытался найти способ развлечься.
– Его высочество сообщил мне, – сказал Жоржи Песталоцци, с улыбкой указывая на набоба из Чандрапура, – что в районе появились масаи.
Сибил, оказавшись в одиночестве после кофе – Ходдинг вышел из-за стола, чтобы передать радисту послание для Пола Ормонта в Калифорнию – задремала на стуле. За столом оставалось совсем мало народу, и все они собрались на одном конце. Среди них была и Сонни Гварди, а Сибил сторонилась ее после случая на охоте. Ей было плохо слышно, о чем говорили: мысли ее блуждали, а жужжание насекомых за стенками палатки заглушало голоса.
Она зачарованно смотрела на рубиновый круг на дне стакана с вином и вдруг насторожилась.
Сонни Гварди в своей настойчивой манере обращалась к Жоржи Песталоцци.
– Я думаю, ваша позиция несколько буржуазна, – сказала Сонни. – Это, безусловно, прекрасное предложение, по крайней мере оно обладает тем преимуществом, что способно разогнать скуку. Действительно, небольшая рана или две…
– В этой стране не может быть легких ранений, – терпеливо объяснял Песталоцци. – Опасность заражения, моя милая…
– Тогда зачем нам этот тупица врач? – спросила Сонни, с торжествующим видом озирая присутствующих.
Пытаясь догадаться, о чем идет речь, Сибил вспомнила, что они взяли с собой врача из Найроби, но с тех пор его никто не видел. Говорили, что все это время он пролежал пьяный и так ни разу и не выбрался из палатки.
– В самом деле, мелкокалиберная винтовка, заряженная дробью, на дальнем расстоянии не может причинить серьезного вреда, – запальчиво продолжала Сонни. – А тот может быть вооружен, например, тупым копьем.
– Слышала бы это пресса, – начал Песталоцци.
Но его прервал тихий и таинственно-печальный голос Гэвина Хеннесси. Несколько лет тому назад он играл в одном из фильмов белого охотника и теперь откопал для себя эту роль.
– Чепуха, старик, эти люди будут рады немного повеселиться. Им это понравится, особенно если пустить в дело ящик виски и пару банок кофе.
В спор включилось благовоспитанное бормотание набоба из Чандрапура:
– Я тоже не нахожу в этом ничего дурного, Жоржи, поскольку здесь нет попытки убить или нанести сколько-нибудь серьезные увечья.
Песталоцци поднял руки вверх, но этот жест раздражения смягчила его улыбка.
– Простите, вы ставите меня в нелегкое положение. Я выступаю в роли руководителя в отсутствие моего друга. Давайте поговорим об этом завтра утром.
– Поговорим о чем? – наконец спросила Сибил, несколько громче, чем ей того хотелось.
– Сонни Гварди, – вежливо объяснил Песталоцци, – хочет организовать охоту. Один из масаев против одного из нас. У него будет копье, я надеюсь, тупое. А у его противника будет легкое дробовое ружье. Что вы об этом думаете, а?
Сибил вздрогнула и потянулась за сумочкой.
– Я думаю, – сказала она, поднимаясь с места и зная о том, что белое льняное платье прекрасно оттеняет ее загорелые руки и плечи, – эту девку надо запереть до того, как она себя искалечит.
Выйдя из палатки, она сделала несколько шагов в полутьму. На всем протяжении лагеря, около семидесяти пяти ярдов длиной, создавалось впечатление пыльного бульвара. Вдалеке невнятно забормотала птица, другая ответила ей. До Сибил доносилось ворчание генераторов и шум голосов, возобновившийся после потрясения, вызванного ее последней репликой. «Пошли вы все в задницу», – выругалась она про себя. Она пошла за Ходдингом, чтобы сказать ему, что с нее довольно и что она хочет вернуться домой.
Проходя мимо палатки Мэгги Корвин, она заметила там движение, и бывшая королева кинематографа, восхитительная в своем усыпанном цветами платье, громким шепотом окликнула ее:
– Привет. Есть огонек?
Сибил порылась в сумочке.
– Он куда-то засунул мою зажигалку, – сказала Мэгги, указывая легким кивком на Тико Делайе. – Спит, молодая дубина. – Потом она мрачно пошутила: – До тех пор, пока он куда-нибудь не засунет меня.
Сибил нервно засмеялась. Мэгги внимательно посмотрела на нее. Она выпила, но не была пьяна.
– Что случилось? У тебя испуганный вид.
– Я… – Сибил замялась. Каждый раз, когда она видела Мэгги, та вызывала в ней доверие. А она уже давно для себя решила, что доверяться кому бы то ни было – дело в высшей степени рискованное. И все же ее порыв не исчез. Он вывел ее из равновесия. – Боюсь, мне не подходит жизнь на открытом воздухе. Мой маникюр вот-вот пойдет прахом, а от запаха дыма я чувствую себя брошенной всеми.
Мэгги продолжала изучать Сибил сквозь дым от сигареты.
– Я видела тебя в последней картине, – сказала она. – Как актриса, ты лучше, чем я была в твои годы. Чем я когда-либо была. Но ты не звезда. Я не хочу обидеть тебя.
Сибил дала понять, что все в порядке.
– Я хочу сказать, – черт, ведь я гожусь тебе в матери. И я не такая уж неопытная. Самое большое, на что ты можешь рассчитывать – это главная роль в фильме класса В. А как подумаешь про все те судороги, которые надо перенести только для того, чтобы попасть в фильм класса В…
Сибил начинала терять терпение.
– Да, я думаю…
– Я хочу сказать вот что: забудь про маникюр и заботься о капиталовложениях. Не надоедай ему и больше ни о чем не волнуйся. Просто удержи его. Пусть он купит тебе фильм класса В, если тебе так уж это надо. – Она остановилась и рассмеялась. – Потом, когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас, у тебя будут все молодые Казановы, каких тебе только захочется.
– О'кей, – с улыбкой ответила Сибил. – Я постараюсь. Спасибо за совет. Попробую им воспользоваться. – Ей показалось, что она нашла верный тон – почтительный, легкий, не слишком доверительный, но и не дающий понять, что Мэгги говорит высокомерно или несообразно с ситуацией.
– Увидимся, – сказала Мэгги и вернулась к себе в палатку.
Сибил постояла одно мгновение, а затем, вместо того чтобы пойти в радиоузел, она вернулась в свою палатку, где она жила с Ходдингом, тщательно надушилась, разделась, легла в его кровать и стала ждать его в темноте.
В тот же вечер, но позже, набоб из Чандрапура остался, чтобы поговорить с Жоржи Песталоцци. Набобу хотелось, чтобы игра, предложенная Сонни Гварди, непременно состоялась. Он не вполне понимал, почему ему так сильно этого хотелось. Когда он учился в Кембридже, преподаватели и экзаменаторы считали его в высшей степени трудным студентом. Вернее, им казались трудными проблемы, связанные с ним, потому что не больше и не меньше, как сам министр иностранных дел потребовал, чтобы этот молодой принц из жизненно необходимой индийской провинции был подготовлен к тому, чтобы «занять место в обществе».