МИСТЕР БЛЮ. Десять миллиардов спустить в унитаз?
СТАРФАЙНДЕР. Ну и что, что десять миллиардов?
РАЛЬФ. Грязная капиталистическая свинья! (Обращается к миссис Блю.) Принеси мне еще пива, Милдред! (Миссис Блю отправляется на кухню.)
СТАРФАЙНДЕР (кричит в спину миссис Блю). Мадам, пропустите меня на этот раз, пожалуйста.
РАЛЬФ. Что, Старфайндер, зазорно пить с нами, с простыми трудягами?
КИЛИ (снова собирает пустые бутылки). Он слишком хороший человек, чтобы пить с такими придурковатыми халявщиками, как ты, это уж точно. Ты и ботинки чистить ему не сгодишься.
МИСТЕР БЛЮ. Кили!
МИССИС БЛЮ (возвращается с кухни с тремя бутылками пива). Извинись перед нашим гостем сию же минуту, ты маленькая грубая сучка!
КИЛИ. Он ваш гость, а не мой. (Выбегает на улицу).
МИССИС БЛЮ (усаживается обратно на софу). Просто не знаю, что нам с нею делать, просто не знаю.
РАЛЬФ (закидывает ноги на кофейный столик и располагается на софе поудобней). Будь она моя дочь, я бы знал, как с ней разобраться!
МИСТЕР БЛЮ. Да, Кили упрямая девочка.
МИССИС БЛЮ. Что мы только с ней ни делали. Уменьшали ей карманные деньги. Запирали ее в комнату. Мазали ей рот мылом. Но она все равно продолжает грубить и читать эти свои, как их там, кники.
СТАРФАЙНДЕР. Кники?
МИССИС БЛЮ. Да, это такие самодельные штуки со словами.
СТАРФАЙНДЕР. Но разве в школе ее учат не по книгам?
МИССИС БЛЮ. Вы, наверное, говорите про кники с инструкциями? А я имею в виду те кники, которые хранятся в подземных библио.
МИСТЕР БЛЮ. Милдред, кажется у Ральфа опять кончилось пиво. Пока ты еще держишься на ногах, принеси ему еще. И мне тоже. Да, и захвати дяде Джону бутылочку.
СТАРФАЙНДЕР. Извините, мадам, но я снова пропускаю.
РАЛЬФ. Грязная капиталистическая свинья!
СТАРФАЙНДЕР. Думаю, мне нужно подышать воздухом.
Оказавшись на улице под лучами яркого утреннего солнца, он утер лоб форменным носовым платком, который полагался к его костюму, и надел на голову капитанскую фуражку. Потом глубоко вздохнул... Еще минута, и он бы мог...
Ладно, лучше об этом не думать.
Старфайндер оглянулся по сторонам, вверх и вниз квартала. Кили нигде не было видно.
Несколько в отдалении, в стороне от улицы, начинались какие-то зеленые кущи, вероятно, парк. Скорее всего, Кили прячется именно там.
Он нашел Кили в парке, она сидела на скамейке, кольцом опоясывающей высокое раскидистое и тенистое дерево. В руках Кили вертела маленькую веточку, растирая пальцами зеленые листы в светлых прожилках. В своем лазурном платье она напоминала кусочек неба, оторвавшийся и опустившийся на землю.
Хрустя гравием, он подошел к скамейке и уселся рядом с Кили. Некоторое время он сидел рядом с глупым видом, не в силах сообразить, что сказать. Довольно долгое время Кили тоже молчала. Потом, не глядя на Старфайндера, она сказала:
- Ну и что ты думаешь о моих любимых родителях, Старфайндер?
- Цинизм тебе не к лицу, Кили.
- Я знаю. А тебе не к лицу давать уклончивые ответы.
Тогда он попытался прибегнуть к помощи научных объяснений.
- Главная составляющая любой культуры - тенденция мыслить единообразно и единообразно вести себя, одновременно подчеркнуто превознося собственное невежество. Ведущие себя так люди образуют основу любого стабильного общества. Без них цивилизация немыслима.
- Но ты не понимаешь, Старфайндер. Ты так ничего и не понял. Ты сделал свои деньги, пока все остальные упорно протаптывали дорогу к экономическому процветанию и безопасности, и все равно ничего не понял.
Кили повернулась к нему и взглянула прямо в глаза. Изучающе.
- Если "высшие буржуа" просто составляют основу, то все в порядке и волноваться не о чем. Но они - это и стены и потолок и крыша. Их профсоюзы настолько сильны, что как они скажут, так и будет. Это как если бы рабы свергли феодальное право, но при этом все равно остались рабами, как если бы батраки прогнали землевладельца, но все равно после этого остались батраками; как если бы моряки завладели кораблем, но все равно после этого остались на нем обычными моряками.
- Без моряков корабль бы утонул.
- Пусть уж лучше утонет.
Старфайндер вздохнул.
- Я не уверен, что этот разговор нас куда-нибудь приведет, Кили.
Она кивнула. Очень печально.
- Я знаю. Это все равно что говорить о помидорах, тогда как разговор про картошку.
- Я оставил свой загородный дом твоим родителям, с условием, что они завещают его тебе. Кроме того, я учредил трастовый фонд для тебя, без каких-либо ограничений или условий, так что когда ты подрастешь, то сможешь стать кем захочешь, "высшим буржуа" или не "высшим буржуа", без разницы. Можешь, например, писать стихи, если почувствуешь к этому склонность. Я дал распоряжение моему адвокату продать оба лимузина и положить все деньги, за вычетом его комиссионных, на счет в банке на твое имя.
Кили снова принялась вертеть веточку в руках. Старфайндер подождал, когда Кили скажет что-нибудь еще, но та молчала, и тишину в парке нарушал только пронзительный голос женщины, сидящей на соседней скамейке и покрикивающей на свое непослушное дитя.
Он почувствовал боль в основании грудины, имеющую определенное сходство, по всем признакам, с язвой двенадцатиперстной кишки, хотя ничем таким никогда не страдал. И снова он обратился за помощью к научным объяснениям:
- В любом демократическом обществе рано или поздно образуется правящая верхушка, истеблишмент, и ценности этого истеблишмента создают особую приправу социальному супу. Истеблишмент Ренессанса - это рабочий класс; но, поверь мне, если бы истеблишмент состоял из буржуазии, то ситуация была немногим лучше, а может и хуже.
Его слова отдавали гулкой пустотой, даже для его собственных ушей.
- Ты снова говоришь о помидорах, дядя Джон.
Кили отбросила в сторону свою ветку и поднялась со скамейки.
- Думаю, что нам пора вернуться обратно. Мои родители, отец и мама, наверное, уже волнуются, куда это я подевалась. Как ты, наверное, успел заметить, они только и думают обо мне, и днем, и ночью, целый день.
Они вышли из парка и отправились обратно мимо приземистых домиков, шагая по тротуару бок о бок, но при этом совершенно порознь. У маленькой дорожки, что вела к крыльцу Блю, они наконец остановились. Вокруг царило утреннее многоцветие: свет солнца Андромеды и множества бутонов на клумбе перед домом семейства Блю. Лужайка и клумба перед домом Блю были в точности такие же, как лужайка и клумба перед соседним домом. По сути дела, все лужайки перед всеми парадными входами на этой улице были похожи друг на друга, как братья-близнецы.
- Ты зайдешь, дядя Джон?
Старфайндер покачал головой.
- От этого не будет никакой пользы. Попрощайся от меня со своими родителями, и скажи Ральфу, что я уже готов ехать.
- Хорошо.
Несколько секунд она молча стояла перед ним, внимательно глядя ему в глаза. Она немного поправилась и больше не была уже такой худенькой, как тогда, когда он впервые достал ее из недр звездного угря, совершенно хрупкую на вид. И тем не менее казалось, что Кили слабо покачивается на утреннем ветерке.
- Прощай, дядя Джон. Передай Чарли, что я попрощаюсь с ним попозже.
- Хорошо.
Потом, через миг, она, рыдающая, оказалась в его объятиях.
- Ох, Старфайндер, я была такая злая, я не хотела быть такой - честно! Я знаю, что ты должен был привезти меня домой, я знаю, что ты не можешь позволить себе оставить на руках такую двенадцатилетную нескладуху, как я, и я ни в чем тебя не виню. Я знаю, что ты сделал для меня, и знаю, что никогда, даже за тысячу лет, тебе за это не отплачу. Я знаю, знаю, знаю, Старфайндер, и все равно я люблю и тебя, и Чарли, и пожалуйста, когда я вырасту, пожалуйста, прилетите за мной и заберите меня с собой!
Быстро повернувшись, Кили взбежала вверх по ступенькам, толкнула дверь и скрылась в доме. Язва Старфайндера давала о себе знать так, что ему стало трудно дышать. Он почти согнулся от боли пополам. По сторонам, периферийным зрением, он заметил как трава, и небольшие холмы, и деревья на холмах, все зеленое и сочное - все это медленно поплыло прочь и растворилось вдали, побледнело и постепенно исчезло, оставив после себя только голую и неприметную безжизненную землю.