— Не говори ничего.
— Тебе плохо?
— Да. Ты видела Аугусту?
Она молчала, издалека донесся смутный шум, мужской голос и женский. Он повторил:
— Аугусту?
— Я должна с тобой о ней поговорить. Зайди ко мне завтра утром. Сегодня вечером ты один?
— Да.
Коротко посовещавшись с двумя далекими голосами, она сказала:
— Приезжай через час.
Придя раньше времени, с наступлением вечера, он ходил взад-вперед перед ее домом. С крыльца радостно сбежала молодая женщина: он узнал Тельму — курчавую актрису, игравшую распятье. За ней шел высокий и стройный чернокожий юноша в розовом пиджаке с зеленым галстуком-бабочкой. Они наскоро поцеловали друг друга в щеку и разошлись в разные стороны. Артур подождал несколько минут, а потом поднялся. Элизабет открыла eму в халате, она только что сняла макияж, ее лицо лоснилось от крема. Она хотела держать его на дистанции? Он не за этим пришел.
— Ты ужинал?
Она приготовила тарелку сэндвичей на кухне. Артур разглядывал сияющую акацию в летней листве. За спущенной шторой какая-то женщина снимала свитер или блузку, словно в театре теней.
— Я еще не поблагодарил тебя за Ки-Ларго.
— Аугуста поблагодарила. Вот… откупорь бургундское.
— Ты больше не пьешь свое ужасное чилийское вино?
— Шовинист!
— Признайся, что это лучше.
— Признаюсь.
Она разложила подушки у низкого столика и поставила бокалы, поместив между ними тарелку с сэндвичами.
— Аугуста в Нью-Йорке?
— Не думаю.
— Она отказалась дать мне свой адрес. Улетела на облаке. Мы из разных миров. В Ки-Ларго принцесса устроила мне дивертисмент или, вернее, утренник для бедных.
Элизабет направилась к проигрывателю и взяла пластинку.
— Нет! Умоляю. Музыка меня парализует. Мне нужно поговорить.
— Ты, наверно, ничего не понимаешь, — сказала она.
Понимать? Но что тут понимать, разве что тебе ничто не подвластно, что любовь, смерть, покой, успех, поражения таятся во мраке и вцепляются тебе в горло в тот самый момент, когда ты меньше всего этого ждешь. Никто не управляет этой игрой в жмурки. Он брел с завязанными глазами, тогда как все все поняли прежде него. В Ки-Ларго он отделил от них Аугусту, и другого мира не существовало. Едва он ее отпустил, как до нее снова стало не добраться.
— Действительно, я ничего не понимаю.
Элизабет его просветила. Но не до конца. Слегка. Жетулиу не уезжал за границу. Он провел три недели в тюрьме. За что? О… пустяки! Превышение скорости и штраф, уплаченный фальшивым чеком. Его друг, бразильский деляга де Соуза, вытащил его оттуда. Де Соуза разорен? Вовсе нет. Артур почуял надвигающуюся опасность. Предчувствуют ли такие вещи? А если они случаются, то не потому ли, что их предчувствовали? «Беда не приходит одна», — говорила его мать, всегда готовая проявить мужество в невзгодах, черпая силы в неисчерпаемом кладезе народной мудрости. Но что это за беда?
— Хочешь, скажу тебе пару слов? — шепнула Элизабет.
— Каких?
— Все зависит от тебя. Они тебя утешат или приведут отчаяние.
— Рискну.
— Однажды она скажет, что любила только тебя.
На самом деле, он никогда не надеялся, что она останется с ним. Едва выйдя из самолета в Майами, она уже ему не принадлежала. Все было забыто. Посторонняя женщина и случайный встречный. Даже рукой не махнула, когда уезжала в такси.
— Ты знала о ее «романе» с Конканноном?
Элизабет рассмеялась.
— Все о нем знали. Он был без ума от нее, но только представь себе, чтобы он изнасиловал бразильскую девственницу! Он был бы на это неспособен. Ну, пощупал ее немного. Она была поражена и не противилась, но чтобы дойти до конца, потребовался бы другой мужчина, не он. Нет, Артурчик, ты первый. Хотя все еще ведешь себя чересчур почтительно, если верить тому, что она мне сказала. Но, возможно, с ней так и надо! Странная она. Только этого и хотела, а до ужаса этого боялась.
— Наверное, мне не хватало этого, чтобы стать мужчиной.
— Верю, верю, но мужай быстрее… Когда ты уезжаешь в Бересфорд?
— Послезавтра. Мне надо зайти к Янсену и Бруштейну. Возможно, они снова возьмут меня следующим летом. Бруштейн ко мне благоволит. Почему? Я решил не допытываться. Прощайте, миссис Палей, до свиданья, Нью-Йорк. Хотя… я приеду посмотреть твой спектакль в конце октября. Я привез из Парижа немного денег. Не Бог весть что. Бедняжка экономила каждую копейку. Ты не поверишь: она хранила свою кубышку в чулке, в ящике комода. Я вовремя нашел, а то бы ее унес грузчик, отвозивший мебель на распродажу. В бауле осталось несколько мелочей, фотографии, письма. Это все у старого дядюшки, которого я никогда не увижу. Жизнь начинается завтра.