Я присмотрелся, у них тут была перекинута широкая, довольно удобная веревочная лестница, прямо как на корабле в штормовую погоду. Это настораживало. Если они предусмотрели такой вариант отхода, то могло быть что-то еще. Я присел, чтобы это рассмотреть на фоне освещенной стены… Это меня и спасло.
Над краем крыши того дома, на который эти голуби карабкались, полыхнула вспышка. И в то же мгновение пуля впилась в крышу за моей спиной с тугим, чавкающим звуком, от которого я оказался за трубой еще раньше, чем понял, что нужно делать. Их прикрывали, а я не мог даже посоревноваться со снайпером в меткости, потому что из револьвера с винтовкой не посоревнуешься.
Опять же, почти никакого звука, то есть он работал с глушителем, и качественным притом. Осознав, что он промазал, снайпер пошел молотить почти наобум, просто чтобы я не вылезал из-за трубы, и все равно выстрелов слышно не было. А ведь лучшие из наших глушителей держат выстрелов десять-двенадцать, а потом грохот становится вполне ощутимым. Здесь же – ни гугу. Или я оглох?
Я поднял голову, попытался поймать на мушку одну из качающихся на веревочных петлях фигур и нажал на курок. Нет, далековато, и снова щелчки пуль в кирпичную кладку. Я от разочарования высадил все, что было в барабане, почти не прячась, но единственным моим достижением стало лишь эхо в нешироких переулках под нами. Потом они ловко, не высовываясь, поддернули лестницу и утащили ее с собой. По лестнице вполне можно было кое-что выяснить, поэтому они поступили правильно. Я их одобрял. Кого я не одобрял – так это себя.
Я пробежал назад, потом соскользнул вниз, в тьму дома. Тут меня встретил Воеводин, опять, кстати, испугавший меня своим «ремингтоном». На всякий случай я спросил:
– А разрешение на «ствол» у тебя имеется?
– И лицензия охранника, и все, что положено, – он был очень серьезен.
– Ладно, тогда выпустишь меня из ворот, но потом сразу же закроешься и восстановишь сигнализацию на крыше.
– А ты куда?
– Хочу пройтись.
Едва я оказался за воротами, я рванул как спринтер. Бежать по тем же улицам, через которые только что по крышам перескакивал, как кенгуру, оказалось делом нелегким. Один раз я даже заплутал в каких-то гаражах и пришлось их преодолевать через верх. Но все равно я не успел.
Где-то не очень далеко, но вне досягаемости, заработал мотор, потом машина тронулась, и шум ее на пустынных улицах быстро затих. Мне показалось, на выкрашенной желтой краской пустынной стене и досках какого-то забора я увидел отблеск ее фар, но это был всего лишь отблеск. Ни саму машину, ни ее пассажиров я толком так и не разглядел. Они ушли.
Я разозлился на себя. Это была почти слепая злость, граничащая с яростью. Я готов был себе синяков насажать на кулаки, готов был сломать что-то, потому что люди, которые в меня стреляли, ушли. И опять могли подготовить нападение.
Я пошел дальше, раздумывая, мог ли я их преследовать, быстро выкатив на машине? Получалось, что и этот вариант не прошел бы. Не в Калифорнии живем, и не май месяц, все-таки на улице было градусов пятнадцать, даже завестись было бы проблемой. А уж дорогу быстренько найти в этой круговерти углов, закоулков, проходов – и подавно.
На месте, на котором стояла эта машина, уже вертелся какой-то старичок. Я, на всякий случай, спросил его, что он видел, но он вышел уже после того, как эти обормоты уехали. И в этом ему повезло. Иначе они могли его запросто замочить как свидетеля или от общего расстройства нервов.
Но зато не повезло мне. Потому что, будь мы в Калифорнии, этот старичок, оставаясь незаметным, хоть что-нибудь да увидел бы. И фоторобот этих субчиков лежал бы на столе у Шефа уже сегодня к утру.
Так или иначе, я прикрыл следы машины картонным ящиком от немецкого пива и пошел назад. Следы мы получили. Но я сомневался, что они многое прояснят. На дачу эти бандиты ехали почти наверняка на своей машине, потому что не ожидали, что их там накроют. Сюда они ехали на дело посерьезней и подготовились так основательно, что грех был бы не приехать на ворованных колесах. И следы не будут значить ничего, потому что машина окажется в собственности абсолютно непричастного к этому делу человека.
А потом, когда я подходил к воротам, меня еще чуть не арестовали подоспевшие менты. Они накинулись на меня так, что едва мордой в снег не окунули. Оказалось, их насторожило то, что я нес револьвер в руках. А я просто не люблю недавно стрелявшее оружие в карманы класть, потому что потом нужно или с запахом смириться, а он въедливый и выдаст тебя знающему человеку и через много дней, или нести куртку в химчистку, а это хлопотно.